Фунгус - [24]

Убежать, скрыться. Удирай, Хик-Хик! Ему хотелось выкинуть из головы страшные картины. Он несся вниз по каменистому склону и остановился лишь тогда, когда оказался на довольно широкой ровной дороге, изрезанной бороздами от колес. Увиденное в остале так его потрясло, что он не понимал, где оказался. А оказался он на дороге, которая соединяла долину с Францией и Испанией. Вдали послышался стук копыт, и Хик-Хик из предосторожности забрался на голову Кривого.

Это были первые дилижансы, которые покинули Велью после зимнего плена. В двух экипажах сидели пассажиры – мужчины и женщины, они направлялись в Тарбу, ближайший городок во Франции, чтобы навестить родных или заключить новые сделки. Потом, когда их будет допрашивать гражданская жандармерия, все опишут одну и ту же картину. Какой-то бородатый мужчина, похожий на пирата, в черном пальто и котелке восседал на человекоподобном монстре, невероятном существе с огромной, как мельничный жернов, головой. В левой руке человек держал пистолет, из которого выстрелил в небо. И, конечно, всем врезалось в память, как замерли лошади, и кричать им – но, но, но! – было бесполезно. А еще все помнили странную речь, произнесенную незнакомцем.

Когда пассажиры увидели нападавших, кровь застыла в их жилах. Густой и терпкий грибной дух мог бы заставить лошадей понести, но, к счастью, их глаза закрывали шоры, а к мордам были привязаны мешочки с овсом, что не позволяло им услышать запах, исходивший от странной компании. Хик-Хик выстрелил только для того, чтобы экипажи их не задавили, но путешественники решили, что на них напали. Они выскочили на дорогу и выстроились вдоль экипажей, прижавшись к ним спинами и подняв руки вверх.

Хик-Хик, восседавший на Кривом, приблизился к шеренге напуганных мужчин и женщин. Бойня в остале привела его в такое возбуждение, что он пустился разглагольствовать с особым пафосом. Наш герой приказал им ничего не бояться и объявил, что они – первые люди, которых он осчастливливал, вербуя для службы Идеалу. От них требовалось покинуть фабрики, где их эксплуатировали беспощадные капиталисты, и отправиться в горы, чтобы основать временную самоуправляемую изократическую Республику и жить свободной жизнью, пока не грянет мировая революция. Наступит этот решающий момент очень скоро благодаря отряду товарищей – первой искры будущего пожара и защитников Идеала.

Пассажиры не поняли ни слова. В долине не было ни одной фабрики и ни одного капиталиста. Им бы в голову не пришло покинуть свое единственное достояние – свои остали – и отправиться жить под открытым небом, да еще и под охраной чудовищ с цилиндрическими телами и конечностями, сплетенными из корней. Хик-Хик не понимал, почему эти люди не проявляют энтузиазма. Они лишь тянули вверх руки, смотрели на него испуганными глазами и разевали рты, словно дохлые рыбы. Все так и стояли, не двигаясь, как вдруг тишину нарушил какой-то звук. Это заплакал ребенок. Одна из женщин держала его на руках.

Хик-Хик почувствовал на своих плечах груз страшной вины. Он посмотрел на экипажи и на людей, стоявших с поднятыми руками. Зачем ему вся власть мира, если плачет дитя? Он и на дороге-то оказался по чистой случайности. А потому он поступил своим излюбленным способом: пустился наутек. Хик-Хик бросился бежать в лесную чащу, грибы ринулись вслед за ним, и в один миг отряд исчез, словно проглоченный лесом.

Пассажиры, все еще не решаясь нарушить молчание, опустили руки и переглянулись, будто спрашивая друг на друга, не явилась ли им нечистая сила. И, возможно, они были недалеки от истины, потому что один из возничих с высоты своих козел сказал на окситанском наречии: «Авем агут форса астре», что означало: «Нам сильно повезло». А потом добавил еще одно слово, которое знали все мужчины и женщины долины, слово страшное и точное: менайроны[3].

VI Тщетные усилия Майлис убедить Хик-Хика избавиться от чудовищ, которых она окрестила «фунгусами»

На следующий день после нападения на дилижансы Хик-Хик чувствовал себя смешным и жалким. Ему не удалось никого завербовать, однако это не слишком его огорчало: у этих людей недостаточно развито чувство классовой принадлежности. Но бедняга никак не мог выбросить из головы бойню в остале и гибель пурпуров.

Хик-Хик уселся на каменную скамью возле пещеры, закурил и стал наблюдать за грибами. Моросил мелкий дождик, и Кривой с двумя приятелями, застыв неподвижно, впитывали воду. А Коротыш, напротив, ни минуты не стоял на месте. Пока остальные благоговейно замерли под дождем, он вел себя как мальчишка во дворе: бегал туда-сюда в радостном возбуждении, катался по глинистой земле и забавлялся с собственными телом, словно еще не привык ко всем этим локтям и коленкам. Пальчики ног зацеплялись за пальцы рук, Коротыш падал и путался в собственных конечностях. Сцена напоминала игру котят, которая поначалу выглядит забавно, но быстро надоедает. Хик-Хик следил за ней остекленевшим взглядом, не в силах забыть страшную смерть контрабандистов, выкинуть из головы лужи крови и плоть, разодранную в клочья. «Забудь все это, – сказал он себе, – и подумай о ней».