Фультон - [54]

В долгой ночной беседе оба признали, что дальнейшие попытки продвинуть идею парохода во Франции обречены на неудачу. Война с Англией была в самом разгаре. Сокрушительной лавиной неслись на запад наполеоновские полки. Все находилось в движении, все кипело кругом, как в котле. Франция стояла на пороге империи. Если новое изобретение было отвергнуто Наполеоном, — нечего было ждать поддержки ни от кого. Никакой капиталист теперь не даст и сантима на судно, движущееся силой пара.

Впрочем, Фультон и не намеревался искать этих капиталистов. Он мог еще примириться с тем, что его изобретение не было понято… Но мысль, что его, Фультона, подозревают в шарлатанстве и выманивании казенных денег, была совершенно невыносима. Аппелировать к общественному мнению Франции? Искать поддержки у научных кругов? Ливингстон и Фультон понимали, что теперь это не приведет ни к чему. Людовик XIV бросил когда-то крылатую фразу: «Государство — это я». Теперь ее с еще большим правом мог бы повторить Наполеон.

У Наполеона бывали редкие моменты, когда ему изменяло обычное уменье разбираться в делах и людях. Одним из таких моментов была недооценка значения парохода и его изобретателя Роберта Фультона.

Маршал Мармон, один из сподвижников Наполеона, в своих мемуарах, изданных в 1857 году, пишет об этой непонятной слепоте Первого консула.

«Американец Фультон предложил применить к мореплаванию паровую машину как наиболее могущественный из всех известных нам двигателей. Бонапарт, бывший против всяких нововведений вследствие своих предрассудков, отклонил предложение Фультона. Это отвращение ко всему новому об’ясиялось его воспитанием… Но благоразумная сдержанность, говоря мимоходом, не должна переходить в презрение к улучшениям и усовершенствованиям. Однако Фультон продолжал настаивать на дозволении ему сделать опыты и показать результаты того, что он называл своим изобретением. Первый консул считал Фультона шарлатаном и не хотел ничего слышать. Два раза я пытался разубедить в этом Бонапарта, но безуспешно… Невозможно и определить, что случилось бы, если б только удалось изменить его взгляды… Фультона послал нам добрый гений Франции. Не послушавшись его голоса, Первый консул выпустил из рук свое счастье».

Наполеон никогда не сознался в этой ошибке, тем более тяжелой, что он повторил ее дважды — в 1801 году с подводной лодкой Фультона и в 1803 году с его пароходом.

При создавшемся положении Фультону нечего было больше делать во Франции.

Два обстоятельства оказали решающее влияние на его дальнейшие планы. Первое было связано с письмом, недавно полученным из Америки Ливингстоном. Приехав во Францию, Ливингстон не порывал связи со своими прежними компаньонами, пытавшимися получить привилегию на устройство пароходного сообщения на реках Америки. От’езд Ливингстона, пользовавшегося в правительстве Северо-Американских Соединенных Штатов известным влиянием, задержал прохождение привилегий в законодательных учреждениях. Успех первых опытов, о которых Ливингстон не преминул написать в Америку, усилил действия компании. По ее настоянию Ливингстону была выдана Нью-Йоркским штатом монополия на устройство пароходного сообщения сроком на двадцать лет, считая от 5 апреля 1803 года, в дополнение к тем правам, которые им были получены в 1798 году. В новой привилегии имелся пункт, обязывавший Ливингстона в двухлетний срок построить и оснастить пароход, который развивал бы скорость не менее пяти с половиной километров в час. Впоследствии этот двухлетний срок был продлен Фультону и Ливингстону до апреля 1807 года.

Ливингстон решил твердо держаться выбранного пути. Он верил в гений и настойчивость своего друга. По предложению Ливингстона Фультон должен теперь направить свою изобретательность на скорейшее создание парохода, который закрепил бы юридические права американской компании, куда он вошел бы в качестве равноправного члена. Самое главное, не позже, как через два года, построить в Америке пароход, который удовлетворял бы поставленным требованиям. В этом судне наиболее существенной частью является, конечно, паровая машина. От ее исправной работы будет зависеть успех парохода. Но молодой американской машиностроительной промышленности были еще не по силам такие задачи, как постройка больших паровых машин. Больших, конечно, по масштабам того времени, так как паровой двигатель в каких-нибудь двадцать лошадиных сил считался тогда крупной машиной.

Для парохода Фультона требовались машины не только крупных размеров, но и довольно своеобразной конструкции. Нечего было и думать изготовить их на французских заводах, заваленных вдобавок заказами военного министерства. Такую машину можно было бы построить лишь в Англии, на заводе Уатта. Фультон вспомнил свой последний разговор с творцом паровой машины и его любезное приглашение посетить завод в Сохо. Лучше всего отправиться в Англию самому, чтобы заказать необходимую для парохода машину. Ливингстон горячо поддержал эту мысль Роберта Фультона.

Другая причина, заставившая Фультона выехать в Англию, заключалась в письме, полученном им от лорда Стэнгопа. Питтовские агенты хорошо осведомляли правящие английские круги обо всем, что происходило во Франции. Такое крупное событие, как испытание парохода Фультона, происшедшее на глазах половины Парижа, было, конечно, в подробностях описано и послано куда следует. Попытка уничтожить опасное изобретение не удалась. Надо было применить более тонкие меры. Одной из таких мер было приглашение приехать со своим изобретением в Англию. Возможно, что письмо лорда Стэнгопа было инспирировано английским правительством. Впрочем, учитывая экспансивный характер бывшего друга Французской республики, не исключается также и собственная инициатива в этом приглашении лорда Стэнгопа.