Фрунзе - [71]

В первых числах декабря 1907 года пришло неприятное известие из Санкт-Петербурга: 22 ноября его уволили из института «за неявку на занятия и за невзнос платы за обучение». Но, видимо, была и другая подоплека. Министра торговли Тимирязева строго запросил всесильный временщик Столыпин: «Что это у вас за студент Фрунзе в столичном Политехническом институте?» И Тимирязев услужливо сообщил, что таковой уже отчислен.

12 марта 1908 года стали слушать дело о покушении на Перлова. Обвинялся один Павел Гусев. Заседание вела Московская судебная палата, по особому присутствию, с участием сословных представителей, в городе Владимире, в здании окружного суда. Председатель — член палаты С. Мальцев, члены суда — Н. Демонси, Д. Стрептоухов и Д. Ремизов. Сословные представители владимирский уездный предводитель дворянства А. Протасьев, городской голова М. Сомов и староста Богословской волости И. Челышев. Прокурор А. Лопатин, присяжные поверенные Эрн и Ордынский.

Первое заседание длилось пятьдесят пять минут. Павел Гусев подтвердил, что получил копию обвинительного акта, список судей. И что свидетели его на месте. Но виновным себя не признал.

И начался ералаш! В зал втащили сани, на которых 21 февраля 1907 года был обстрелян Перлов. Свидетелей Павла не пожелали допустить к даче показаний: Романова оказалась его родной теткой, Семенова — двоюродной сестрой. А мальчишки Зотов и Волков были двенадцатилетние и просто затерялись среди взрослых. Но адвокаты нажали, и Романову с Семеновой оставили. Мальчишек выдворили.

Свидетелем обвинения выставился Перлов. Защита предъявила ему отвод от присяги, поскольку он потерпевший. Теперь нажал прокурор:

— Верно, что урядник — должностное лицо. Но в данном деле он потерпевший при исполнении своих служебных обязанностей. И как таковой по разъяснению Сената является простым свидетелем. Для его отвода законных оснований нет!

Поп дал всем свидетелям целовать крест. Затем их увели, остался Перлов. Он садился в сани и картинно объяснял, как в него стрелял Гусев. Затем он напирал на то, что Павел мстил ему за старшего брата Николая, которого он отправил на каторгу. И цитировал перехваченное письмо, посланное Николаем в Шую год назад из Нарыма: «Паня! Вы писали, что Перлов не дает житья. Меня страшно возмущает такое. Неужели не осталось, кто бы мог пожать руки ему, неужели нет у вас дружинников? Что вам до партии социалистов-революционеров? Я думаю, что партия социал-демократов вправе это исполнить».

Адвокаты взяли Перлова вперебивку: были густые сумерки, почти ночь; как он мог видеть лицо стрелявшего? Но урядник твердил одно:

— Науськал его брат, вот и весь сказ!..

Второе заседание открылось утром 13 марта. На него вызвали Фрунзе в качестве свидетеля. Он начисто отрицал вину Гусева. И заметно склонил на свою сторону судей, когда чистосердечно признался, что он активный член партии большевиков, которая на V съезде РСДРП в Лондоне осудила всякие партизанские действия. И он не замарал бы рук убийством этого холуя и не позволил бы Павлу встать на путь личного террора.

Перлов вскочил как ошпаренный.

— Он, он!

— Что «он»? — спросил председатель.

— Он был с Гусевым, оба стреляли! У меня и свидетель есть: Василий Быков, из деревни Горенки Якименской волости. Я с ним виделся у шуйского следователя первого участка по другому делу. И он сказал мне, что стрелял не один Гусев, по кличке Северный, а двое. И первым стрелял некто Фрунзе, по революционной кличке Арсений. Быков тогда стоял около дома Зотова, откуда все хорошо видел. И Гусев и Фрунзе выпустили по нескольку выстрелов, а кто-то один из них бил с колена. Быков хорошо их знает, господин судья, они часто произносили речи на митингах!..

Допросили пристава Декаполитова. Тот показал, что слышал от Перлова о двух стрелявших. Эту версию подтвердили, свидетели Солодухин, Большаков, Михаил и Анна Зотовы. Но никто из них не мог точно сказать, были ли это Фрунзе с Гусевым или кто-либо другой.

Привели Быкова. Арсений спросил его в упор: как он мог видеть его с Гусевым, если они не стреляли в Перлова? Тот опустил голову.

— Прочтите показания свидетеля! — председатель подал сигнал секретарю Муравьеву.

Выходило так, что Быков стоял возле своей квартиры в доме Зотовых в деревне Дмитриевке, видел Гусева и Арсения, даже поздоровался с ними; видел потом, как они обстреливали Перлова и убежали к деревне Панфиловке. А молчал долго потому, что боялся мести рабочих. И разговорился с урядником только после ареста двух большевиков.

— Вы подтверждаете свои показания? — спросил председатель.

По испитому лицу Быкова пробежала дрожь. Он уставился на Арсения молча, и глаза были как у побитой собаки:

— Наговор я сделал, господин судья. По наущению Перлова. Прижал он меня в камере следователя, где дружка моего Пещерова оформляли за кражу, и говорит: «Показывай, как я велю! Уберем с дороги этих смутьянов, а тебе все грехи скостим».

Адвокаты потирали руки. «Дело» рассмотрением отложили.

Казалось бы, все проще простого: вина Фрунзе и Гусева не доказана, инцидент с Перловым исчерпан. Но ведь не снят вопрос: «А судьи кто?»