Фройляйн Штарк - [8]

Шрифт
Интервал

— А он приедет к нам? — допытывались мы.

— Может быть, — уклончиво отвечала мама.

Мы, конечно, знали: она говорит это каждый раз, мы чувствовали, что он никогда не приедет к нам и что мы никогда не поедем на нашем «форде-таунус 17М» на тот далекий пруд; никто не умирал от тоски по старику, а нашего отца, капитана, офицера генерального штаба, больше интересовали горные перевалы — он успешно штурмовал их с военной педантичностью, по плану, в котором все было расписано по минутам.

Одним словом, я пребывал в полном неведении и мало задумывался обо всем этом; только в библиотеке, в один прекрасный день, душным летним вечером, мне пришло в голову при первом удобном случае вытащить каталожный ящичек, содержащий эту фамилию. В аптеке для души есть всё, как говорил дядюшка, любая болезнь и любое лекарство, — всё, от Аристотеля до ящура. Неужели и правда всё? Не так-то, наверное, все просто. Во всяком случае, я все реже копался в каталоге в поисках далеких стран, отважных исследователей и увлекательных путешествий, натыкаясь при этом на фотографии или гравюры с гологрудыми дикими лесными девами, однако по-прежнему ходил туда, выдвигал ящички и, послюнявив палец, листал карточки; и вскоре до меня постепенно дошло, что совсем рядом существует мир, еще более далекий и загадочный, чем лагуны дальневосточных морей.

Тем временем книжный ковчег благополучно достиг августа и почти каждый день оказывался в плену мертвого штиля: после обеда поток посетителей иссякал, фройляйн Штарк удалялась на кухню, команда погружалась в сон. Вот и славно! Я знал, как заказывают книги, и карточки каталога, которые с каждым днем становились для меня все понятней, сами указывали мне верный след. В задней части каталожного зала хранились подшивки старых журналов, и мне доставляло неописуемое удовольствие карабкаться по высоким лесенкам и снимать с полок тяжелые папки. Мне хотелось побольше узнать о военном времени и особенно меня интересовало, откуда взялась эта фамилия, которую никто не любил. Мама сбросила ее, как змея кожу, дядюшка спрятал ее под сутаной, фройляйн Штарк и подавно относилась к ней, как к своего рода проклятию: «ваш племянник — маленький Кац, поэтому за ним нужен глаз да глаз».

Однажды, когда я во время послеобеденного штиля, стоя на высокой лестнице, ставил на место один из таких пудовых томов, подо мной вдруг выросла тень: дядюшка. В руках он держал книгу. Не глядя на меня, он произнес, словно прочитал эту фразу в книге:

— Ты ищешь что-то определенное, nepos?

Он «прочитал» еще пару фраз, потом положил между страниц желтую полоску бумаги, сунул книгу под мышку и удалился, раздувая паруса своей сутаны. Знал ли он, что я ищу?

14

Ассистенты библиотекаря, выдававшие мне книги, носили очки с круглыми толстыми стеклами, серые нарукавники и кожаные нашивки в форме сердца на заднице. Каждый из них сидел перед черной пишущей машинкой «Ремингтон» и двумя желтыми от никотина пальцами, напоминающими когти хищной птицы, печатал каталожные карточки, год за годом, карточку за карточкой, ибо каждый ассистент библиотекаря, как и сам дядюшка, заступив на свой пост, обычно вводил собственную систему, постепенно вытесняющую систему предшественника, и нелепость всего этого заключалась в том, что еще ни одна система не успела охватить все содержимое библиотеки или хотя бы часть целого; напротив, чем дольше существовала библиотека, тем сложнее становились системы, а книги многочисленнее, и в итоге это немыслимо разветвленное книжное древо с каждым годом пускало все новые ростки битком набитых шкафов и стеллажей и пышно разрасталось во всех направлениях: вверх, до потолка барочного зала, под самую крышу, вниз, в недра подвала — книги, книги, книги, десятки, сотни тысяч названий, которые уже никому не под силу охватить, каталогизировать, отчего, наверное, какой-то предшественник дядюшки — один из этих аскетов с длинными шеями стервятников, висевших в столовой, — и приколол канцелярской кнопкой под часами на стене сентенцию Блаженного Августина, разумеется, на латыни: «Да именуешься ты в последний час свой если не победителем, то хотя бы борцом».

В отличие от мамы, пальцы которой, как балетная труппа из красных лакированных ногтей, весело плясали по клавишам пишущей машинки, ассистенты, эти барабанщики из похоронного оркестра, с грехом пополам выстукивали в лучшем случае с дюжину букв на своих карточках, и у них почти никогда не раздавался задорный звонок, восхитительное «дзынь!», возвещающее конец строки. Они поседели и согнулись от старости за своими машинками. Они больше дремали, чем печатали. 1Ъре-победители, которых даже борцами нельзя было назвать.

Последний час свой они встретят мумиями, иссушенными полной бессмысленностью своей стукотни. Впрочем, эти господа отличались одной особенностью: стоило дядюшке отлучиться из библиотеки, как они, дружно «выкусив» пробки из своих фляжек с водкой, присасывались к ним, как телята к маткам. Другая их особенность не сразу бросилась мне в глаза, а лишь после того, как я заинтересовался преданной анафеме родовой фамилией. Ассистенты то и дело нарушали негласный запрет:


Еще от автора Томас Хюрлиман
Сорок роз

Мария Кац, героиня романа «Сорок роз», — супруга политика, стремительно делающего карьеру. Очаровательная, хорошо образованная женщина, умница, талантливая пианистка, она полностью подчиняет свою жизнь деятельности мужа, мечтающего стать членом правительства. По мнению окружающих, у нее лишь один недостаток — она еврейка, поэтому Мария всячески пытается скрыть свою национальность. За то, что во имя карьерных интересов мужа Мария поступается своим национальным и человеческим самосознанием, судьба жестоко наказывает ее.


Рассказы

Томас Хюрлиман (р. 1950), швейцарский прозаик и драматург. В трех исторических миниатюрах изображены известные личности.В первой, классик швейцарской литературы Готфрид Келлер показан в момент, когда он безуспешно пытается ускользнуть от торжеств по поводу его семидесятилетия.Во втором рассказе представляется возможность увидеть великого Гёте глазами человека, швейцарца, которому довелось однажды тащить на себе его багаж.Третья история, про Деревянный театр, — самая фантастическая и крепче двух других сшивающая прошлое с настоящим.


Рекомендуем почитать
Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Настоящая жизнь

Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.


Такой забавный возраст

Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.


Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.