Фронтовое небо - [2]

Птухин на это совещание предложил поехать и мне вместе с командирами полков.

Бурно проходил совет командиров. Особенно настойчив был, как я после узнал, командир 4-й кавалерийской дивизии. Помню, он горячо доказывал собравшимся:

- Прежде чем начать форсирование Березины, авиация должна прикрыть наземные войска.

Птухин в присущей ему манере мягко, но в то же время категорично возразил напористому комдиву:

- Авиация поднимется в воздух только с началом форсирования водного рубежа.

Комкор Тимошенко согласился с Птухиным:

- Конечно, сначала артиллерийская подготовка. Комбригу видней возможности авиации. Нам, кавалерийским командирам, с лошадей не так видно, как сверху.

Последние слова Тимошенко произнес шутливым тоном, но мы поняли, что идея Евгения Саввича принята. А после совещания к Птухину все-таки подошел настойчивый командир 4-й кавалерийской дивизии. Меня поразили уверенность и холодноватая властность в светлых глазах этого коренастого кавалериста. Он приглашал к себе нашего комбрига:

- Приезжайте! А лучше прилетайте!..

Евгений Саввич к концу беседы представил нас, перечисляя звания и фамилии:

- Мои помощники - инженер бригады, командиры полков...

Комдив крепко пожал нам руки и, натягивая поглубже фуражку на свою крупную голову, посмеялся:

- Свита, значит. Не рано ли?

Птухин понял неприкрытую иронию, но не обиделся и сказал просто:

- В авиации свита по штату не положена. Все мы варимся в одном котле, начиная от моториста и кончая командующим...

Едва комдив отошел, я спросил Евгения Саввича:

- Кто этот задиристый кавалерист?

- Командир 4-й кавалерийской дивизии. Жуков его фамилия. Он по-хорошему, как вы сказали, задирист. Мне он нравится: говорит, что думает. Хотя тяжеловат характером. Опытнее, старше многих из нас.

Мы направились к машине. Плотно сбитый лобастый комдив с властным взглядом из-под низко, на самые брови, опущенной фуражки еще раз глянул в нашу сторону. "Привычка опускать на самые глаза головной убор, - подумал я, - выработана, должно быть, годами: постоянно в поде, на солнце - вот козырек фуражки, как зонтик, и защищает военного".

Не знал я, что через три года снова встречусь с этим комдивом в жгучих степях Монголии. Там он вступит в командование нашей армейской группой, там раскроется полководческий талант Георгия Константиновича Жукова.

* * *

На маневрах наша 142-я бригада показала отличные результаты. Нарком Ворошилов наградил Птухина легковым автомобилем. Казалось бы, год напряженной работы завершается благополучно: летчики освоили И-16 без предпосылок к летным происшествиям, все повысили свое боевое мастерство. Оставалось перешагнуть через декабрь, а там - новый, 1937-й. Но перешагивать нам пришлось не просто - через поиски причин серьезных летных катастроф, которые вдруг обрушились на нашу бригаду.

В декабре наступила редкая для здешних мест стужа. Ударили лютые морозы, подули жестокие северо-восточные ветры. Казалось, что потухшее солнце висит над лесистой равниной, еще недавно загадочно красивой в убранстве первых вьюг и порош. Но мы летали. В одну из летных смен пилоты отрабатывали технику пилотирования в зонах. Ничто не предвещало беды. Самолет взлетел, взял курс в пилотажную зону, и вдруг с земли многие обратили внимание, что "ишачок" идет с гораздо большим углом набора высоты, чем обычно. Затем, потеряв скорость, самолет стал падать на хвост - как при выполнении колокола, потом он резко клюнул носом и вошел в отвесное пикирование. Пилот, судя по всему, не пытался что-либо предпринять, чтобы спасти машину, свою жизнь. Истребитель столкнулся с землей и взорвался. По какой причине произошла катастрофа, установить так и не удалось - техника ли отказала, или летчик потерял сознание...

Прошло немного времени. Мы снова приступили к полетам. И опять беда! В один день погибли два опытных летчика. Командир эскадрильи вместе с комиссаром полка поехали в одну сторону, я с Евгением Саввичем направились к месту падения другого самолета. Едва минули Днепр, как вдали заметили эскадрон кавалеристов, скакавших в нашем направлении. Затем они спешились и что-то стали внимательно рассматривать. Вскоре и нам пришлось увидеть обломки истребителя, разбросанные взрывом на десятки метров.

Как сквозь мутную пелену тумана смотрел я на конников, что-то сочувственно говоривших комбригу Птухину, по слова их не доходили до моего сознания - я искал глазами летчика. Он лежал метрах в двадцати от места падения машины, держа в правой руке обломок ручки управления самолетом...

Эскадрон отбыл по своим служебным делам. Комбриг долго смотрел вслед ускакавшим, потом тихо сказал:

- Это командир полка Шингарев с товарищами. Обещал содействие на случай, когда прибудет комиссия из Москвы. А что комиссия?.. Не ее я боюсь, сами понимаете, - неизвестности! По какой причине происходят несчастья?.. Надо разобраться. Техникам я верю - серьезные, грамотные специалисты. Словом, будем искать, товарищ Прачик! И обязательно найдем причину аварии...

Управление ВВС вскоре направило к нам свою комиссию, конструкторское бюро - свою, научно-исследовательский институт ВВС тоже командировал лучших специалистов. Все эти комиссии, надо отдать им должное, добросовестно работали в сильные холода на местах катастроф. Приезжали в Бобруйск продрогшие, уставшие. А работа их в штабе бригады состояла в уточнении летной подготовки погибших пилотов, знания материальной части самолета всем техническим персоналом. Евгений Саввич сердито пенял им: