Фридрих Великий - [75]
А большая часть Европы в действительности по-прежнему воевала. Время было непростым, и неуверенность и раздражительность Фридриха порой проявлялись в его грубости в обращении со своими послами. Обычно король держал себя вежливее, умел быть признательным и благодарным за исчерпывающее донесение, за проницательную оценку. Но — «я должен сказать, что недоволен (mal content) тобой», — написал он в Лондон Андри 10 мая 1746 года и продолжил: Андри, видимо, плохо информирован, а также неспособен противостоять различным вредным сплетням, которые распускаются относительно короля Пруссии.
Он также был строг в отношении стиля и деталей. Его человек прислал из Вены длинную зашифрованную «апологию». Фридрих: «Я бы хотел, чтобы шифр использовался только в интересных случаях!» В отношении посла в Гааге, фон Аммона, представлявшего Пруссию на переговорах по подготовке договора в Экс-ла-Шанелль[124], король категоричен до предела: «Вы должны позаботиться о том, чтобы избегать в ваших докладах мелких и ненужных деталей, — вроде той, что вы провели ночь в Роермопде, — всех личных вопросов, которые для меня не представляют ни малейшего интереса!» Мардефельду в Санкт-Петербург он написал в июле 1746 года, что посол находит чересчур занятным для себя составление докладов о происходящем в покоях императрицы, которые в обычное время, может, и позабавили бы короля, но в критические периоды, подобные нынешнему, «пе те paraissent guére interessants»[125]! Фридрих держал послов в напряжении, и вряд ли они всегда радовались, получая от него корреспонденцию.
Порой они выказывали обиду. В письме к Мардефельду, датированном июлем, Фридрих, ссылаясь на более раннюю переписку, успокаивал посла: «Вы неправильно меня поняли, дорогой Мардефельд, если предположили, что я хоть на один момент сомневаюсь в вашей преданности». Вопрос заключался не в преданности, а в точности информации. Втайне шла подготовка австро-русского договора, и, поскольку был мир, Фридрих направил племянника главного министра, Отто фон Подевильса, в качестве чрезвычайного посланника в Вену, чтобы быть в курсе происходящего.
Подевильс докладывал в конце июля, что предложенные соглашения, кажется, носят исключительно оборонительный характер; он беседовал с большим числом других послов, включая британского посла, Робинсона, и его в этом уверили. Фридрих забеспокоился еще сильнее — во всяком случае, он был плохого мнения о Робинсоне, полагая, что тот без ума от Марии Терезии. Сделки между Австрией и Россией всегда требовали самого пристального внимания. Бестужев, и Подевильс в Вене с этим соглашался, стремился придать любому соглашению с Австрией более наступательный характер, но в настоящее время не мог сделать по-своему. Фридрих имел все основания для беспокойства: в соглашении были секретные статьи, о которых узнали позже, прямо направленные против Пруссии. Еще более усилили подозрения сведения, что Георг II в качестве курфюрста Ганновера предлагал присоединиться к этому соглашению.
Как участникам того, что с определенными допущениями можно назвать недавним антифранцузским союзом, австрийцам и британцам был обещан русский экспедиционный корпус в 30 000 штыков, который предположительно войдет в Нидерланды, примет участие в борьбе против французов. Фридрих смотрел на это безо всякого энтузиазма. Король сомневался, что русские выступят так скоро, как надеются союзники, но их реальная цель, он это знал, заключалась в том, чтобы удержать Пруссию от любых шагов в поддержку Франции против Ганновера. Это Фридрих счел попятным — на ранней стадии войны, которая теперь для него была окончена, он открыто настаивал на французской демонстрации против Ганновера, и контрдемонстрация с участием русских войск правомерна, хоть и нежелательна; однако теперь все было совсем по-другому.
Политику Франции он считал лукавой. Она, казалось, никак не могла решить, нужен ли ей всеобщий мир, за который выступал Фридрих, или же продолжение войны в той или иной форме, в том или ином месте, ради отдельных целей. На самом деле Франция постепенно подходила к пониманию необходимости всеобщего мира, но некоторые примеры предательства французов, как это понимал Фридрих, в недавней кампании заставляли его держаться настороженно. Тем не менее французы по-прежнему вели военные действия во Фландрии, и король Пруссии с величайшим вниманием следил за их ходом. Он с восхищением наблюдал за маневрами Морица Саксонского и написал ему в октябре 1746 года полное лестных отзывов письмо, подписавшись «votre affectionné ami, Fédéric»[126]. Саксонский, теперь уже маршал, нанес поражение командующему армией голландских государств в мае 1747 года. За ним последовала революция в Голландии, вновь приведшая к власти дом Оранских, вручив им трон штатгальтеров. Теперь французы владели в Нидерландах полной инициативой, несмотря на поддержку Британией австрийцев и голландцев.
