Фридрих Великий - [205]

Очевидная бессовестность, с которой три наследственных суверена поделили между собой значительную часть чужого королевства, послужила причиной многочисленных порицаний и обвинений в цинизме. Екатерину и Фридриха называли безжалостными и жадными; справедливо или нет, но за Марией Терезией закрепилась репутация более моральной женщины; тем не менее все трое приложили руку к расчленению Польши. Фридрих писал, что никогда не бывало такого согласия в мнениях, как между ним и Паниным по польскому вопросу. «Возможно, никто не встречал, — писал он, — такого единодушия, которое имело место между мной и графом Паниным». Обстоятельства, в которых находилась Польша, являясь выборной монархией, были во многом связаны с настроениями правителей государств, участвовавших в разделе. Аннексия просто из raison d'etat — имелось еще несколько более или менее благовидных предлогов — королевства, где правит наследственный монарх, какие бы практические выгоды это ни давало, показалась бы грубым нарушением не только принципа собственности, но и принципа легитимности. Наследственные территории могли стать причиной споров, но они велись за титулы, и их можно сравнить с тяжбой о поместье. Избранный монарх, с другой стороны, хотя он и увенчай короной, приобретает легитимность лишь благодаря избирательному процессу. В случае с Польшей все признавали, что он является результатом закулисных сделок между влиятельными магнатами и подвержен влиянию внешних сил. Простые жители страны не имели нрава участвовать в голосовании. Позиции избранного короля на практике были намного слабее, чем у наследственных монархов, признававших взаимную легитимность в принципе. То, что Польша вследствие раздела стала в международном плане слабее, Фридрих, Екатерина и Мария Терезия восприняли с удовлетворением.

Едва ли где-либо рассматривали урегулирование как окончательное. «Нам не удастся так просто укротить этих поляков, — писал Фридрих в ноябре 1772 года в Санкт-Петербург Золмсу. — Я предвижу второй раздел. И если это случится, Вы сделаете все для того, чтобы моя доля была хорошей. Торн, Данциг, Висла до слияния с Вартой и все течение той реки».

Глава 21 ОТНОШЕНИЯ СО СТАРЫМ ВРАГОМ

В августе 1773 года Фридрих навестил Зейдлица в его доме в Минковски, неподалеку от Олау. Король больше никогда не увидит великого кавалериста. Зейдлиц был несчастен в семейной жизни, с ним жили две разведенные дочери, и Фридрих редко встречался с ним в последние годы вплоть до его болезни — тот умер вскоре после визита короля, в ноябре. Герои и память о них уходили.

Мир и всеобщее согласие порой казались далекими. Все ворчали не только по поводу раздела Польши. Русско-турецкая война в конце концов закончилась в июле 1774 года Кючук-Кайнарджийским миром, но ситуация в Молдавии и Валахии оставалась хрупкой. Шли споры между Константинополем и Веной, Санкт-Петербург с глубоким подозрением относился к обоим. Австрийцы ранее по секретному договору с турками, к великому гневу русских, заполучили в этих княжествах плацдарм. Фридрих был уверен, что в планы Кауница входит расширение австрийских владений в Хорватии и, видимо, в Венецианской Далмации. В Польше Фридрих завершил свою часть раздела этой страны быстро и эффективно, но оставалась некоторая неудовлетворенность. Страны — участницы конвенции были не очень довольны долями. Фридрих, например, не примирился с ситуацией с Данцигом, и шли многочисленные переговоры о реальных границах территорий, о которых якобы было достигнуто соглашение.

Вполне вероятно, что в польской истории появятся новые главы, но пока это могло подождать. Главным в политике Фридриха в этот период жизни — и одним из неизменных факторов — была решимость сохранить хорошие отношения с Россией. Он узнал от Генриха, что Екатерина скорее всего не пойдет на уступки в вопросе о Данциге, вздохнул и согласился, по крайней мере на время. Русские направили воинский отряд, чтобы защитить евреев, подлежащих выселению из варшавского предместья по приказу польского Постоянного совета[317], его симпатии были на стороне русских, вынужденных затем отступить, впоследствии евреи были изгнаны князем Любомирским. Фридрих засыпал Екатерину письмами с поздравлениями по поводу победы в войне с турками. Король высказывал сочувствие русским в связи с выступлением бунтовщика Пугачева — «cette hydre homicide!»[318]— и выражал уверенность, что, когда тот буден схвачен, Екатерина предаст его смерти. Она так и сделала. И он узнал с большим удовлетворением о втором приглашении принца Генриха к ее двору. Его в сентябре 1774 года должны были передать во время празднований по поводу установления мира, и Фридрих всем сердцем хотел, чтобы брат поехал, хотя подозревал, что этот визит будет не совсем приятным. Сам он в это время наслаждался приездом сестры Шарлотты, герцогини Брауншвейгской, которую встречали светскими раутами, развлечениями, балами, концертами. Ее общество доставило Фридриху немалое удовольствие. «Она любит свою страну и семью», — писал Фридрих Генриху; к тому же ему правилось выставлять напоказ культурные достижения Берлина — с 1771 года в Опере выступала певица, обладавшая необыкновенным вокальным диапазоном и сценическими способностями, Елизавета Шмелинг, и признание, которым она пользовалась, было предметом гордости короля. Шарлотта продолжила поездку, направившись в Рейнсберг к Генриху.