Фридрих Великий - [179]

Эти семейные перепалки создавали Фридриху проблемы, а двору давали пищу для сплетен, но при этом спасали от скуки и серости будней. В послевоенном Берлине кипела светская жизнь с костюмированными балами и другими развлечениями. Короля это почти не затрагивало, не было людей, некогда возбуждавших его ум, отвечавших на его остроты, разгонявших сгущавшиеся тени. Мопертюи, язвительный и блестящий бретонец, умер в 1759 году, но Вольтер и в 1760 году все еще ядовито писал о нем Фридриху. «Какова же злоба, по-прежнему вдохновляющая вас против него!» — ответил ему Фридрих в апреле. Переписка с Вольтером продолжалась. Их письма были переполнены взаимными обвинениями то в прозе, то в стихах. Последнее написано Вольтером в 1778 году, когда мыслителю исполнилось восемьдесят четыре года. Оно закапчивалось восторженными словами: «Живите дольше меня! Пусть Фридрих Великий будет Фридрихом Бессмертным!»

Милорд Маришаль, к великой радости Фридриха, в 1764 году вернулся в Потсдам из Абердиншира, где он после восстановления в правах на имения влачил безрадостное существование. Фридрих подарил ему участок земли, прилегающий к территории Сан-Суси, на котором тот построил маленький домик. И там старый шотландец старался выступать миротворцем в беспрестанных ссорах, возникавших между Жан Жаком Руссо и Дэвидом Хьюмом. Все оказывали Маришалю уважение — Руссо обращался к нему «отец». Фридрих не очень любил напоминания о вражде философов.

Альгаротти, из прежнего ремюсбергского кружка, где его называли Лебедем из Падуи, покинул Фридриха и больше никогда не возвращался. Он был компаньоном прежнего, полного замыслов, еще не остепенившегося Фридриха — как давно они вместе инкогнито ездили в Страссбург, когда Фридрих путешествовал под именем Commandant Dufour. Человек энциклопедических знаний, пользовавшийся успехом и уважением, он умер в 1764 году. Верный д’Аржан все еще был при дворе. И Фридрих продолжал теплую переписку с д’Аламбером, возможно, величайшим ученым своего времени, посетившим в 1763 году Потсдам, по устоявшим перед приглашениями Фридриха перебраться к его двору. Он не принял такие же приглашения Екатерины II. Фридрих впервые встретил д’Аламбера в 1755 году в Везеле, и тот ему очень поправился. «Очень приятный человек!» — сообщил он по этому случаю Вильгельмине. Их переписка продолжалась до самой его смерти в 1783 году. «Ваши труды будут жить, мои — нет», — писал ему Фридрих, и д’Аламбер был потрясен его скромностью, а также широтой знаний. Но корреспондент не компаньон, к тому же д’Аламбер был привязан в Париже к утонченной мадемуазель де Лепинас.

Винтерфельд, умный, топкий, одаренный военный, пал в сражении, как и многие другие, включая Кейта, Шверина и значительное число родственников Фридриха. Генрих поселился в Рейнсберге, который Фридрих преподнес ему на свадьбу с Вильгельминой Гессен-Кассельской и где тот создал блестящий небольшой двор, соперничавший с королевским.

Фридрих читал так же жадно, как и всегда, и пытался приобщить к этому брата:

«Чтением скупец наполняет память, а не мешки. Честолюбец побеждает зло и может поздравить себя с тем, что господствует по праву; сластолюбец находит в поэзии удовольствие для чувств и легкую печаль; мстительный человек может лелеять оскорбления, которыми в полемике обмениваются ученые мужи; ленивец читает романы и комедии, которые развлекают, но не могут утомить; политик странствует по истории и может в любой эпохе найти людей, столь же безумных, тщеславных и ошибающихся в своих жалких предположениях, как и в паше время!»

Тяга Фридриха к справедливости не убывала. Его «Кодекс», «Project des corporis Juris Frеdеriciani», над которым так много потрудился великий Самуил Коччеги, стремился соединить римское и германское право и был завершен в 1751 году, хотя в действие будет введен только в 1794 году, уже после смерти Фридриха. Но он был, как всегда, настороже, борясь со злоупотреблением властью, положением или статусом. Одна из его племянниц просила за голландца из хорошей семьи, который, как оказалось, грубо вел себя на дорогах Клева и из-за этого попал в неприятности. Фридрих сказал ей, что сделал все, что ему позволяла совесть. Он изучил дело и вдвое сократил срок приговора — до восемнадцати месяцев тюрьмы: «Это не наказание, порочащее честь, а расплата за преступление. Что станет с общественной безопасностью, если мы будем наказывать простолюдинов и прощать знатных людей?» Король сохранял чувство юмора в любой ситуации. Судейские в маленьком городке Бранденбурга арестовали и приговорили одного жителя за злословие в адрес Бога, короля и мирового судьи. Дело дошло до Фридриха. «Злословие в адрес Бога, — написал он, — это свидетельство невежества и выйдет боком самому обвиняемому. Я с легким сердцем прощаю злословие в свой адрес. Но злословие в адрес мирового суда заслуживает примерного наказания. Полчаса на хлебе и воде в Шпандау!» Фридрих нисколько не изменился. Он оставался таким же острым на язык, как и раньше, по отношению к другим германским монархам. «Принц Цербстский — лунатик, и если бы не его сестра-императрица, то его уже давно бы держали взаперти». «Герцог Вюртембергский будет столько глупить, сколько живет!» И так далее.