Фридрих Великий - [177]

Валюта обесценилась; Фридрих сожалел об этом шаге, но так уж случилось. В 1760 году, в самый разгар войны, серебряная марка стоила 30 талеров вместо 18 довоенных, то есть валюта обесценилась примерно на 65 процентов. Приходилось обращаться за займами — с этим успешно справился консорциум финансистов, которые на этом сильно обогатились: Эфраим с сыном, Мозес Исаак, Итциг, Гумпертц и вездесущий Готчковский. Росла инфляция, прежде всего в городах; и спекуляция векселями. Финансирование военных действий происходило почти неизбежно в обход Генеральной директории и находилось в руках разворотливых дельцов. Расцветала коррупция, делались большие деньги.

Теперь Фридриху приходилось восстанавливать фискальную честность. Ему помогало то обстоятельство, что прусская бюрократия была наиболее подготовленной в Европе, что являлось в основном достижением Фридриха Вильгельма, но он при этом полагался на иностранный опыт в реорганизации финансовой и налоговой систем. «Вы находитесь в стране, — писал он в Лондон Клинхаузену, — где скопилось множество человеческих особей, в чьих сердцах природа и любовь к свободе породили идеи, неизвестные другим особям» — и велел ему подыскать финансиста, человека, способного изобретать системы, давать советы. Именно в то время он экспериментировал с лотереей; Книпхаузен предложил кандидатуру не англичанина, а итальянца, Калсабиджи, который реформировал работу системы лотереи в Генуе. Фридрих нанял его, но лотерея провалилась. Он привлек к работе и Гельвеция, известного французского мыслителя, который прежде назначался генеральным откупщиком Франции. Гельвеций, попавший во Франции в опалу из-за своих либеральных взглядов, прибыл в Берлин с высокой, но несколько подмоченной репутацией, и Фридрих в течение короткого времени полагался на его признанный опыт и знания. Государство, как понимал Фридрих, обманывают коррумпированные акцизные чиновники, которые за взятку закрывают глаза на незаконный импорт, а Гельвеций предложил создать инспекцию и помог подобрать кадры для нее. Ее организовали — непопулярная мера. Она состояла почти из 5000 инспекторов: такой орган был необходим, поскольку возникла потребность в ограничении импорта и искоренении коррупции.

Реформы Гельвеция привели не только к созданию инспекции, но и к возникновению повой системы, Генеральной акцизной администрации, которая отделилась от Генеральной директории — в сущности, стала отдельным министерством. Это был «налоговый откуп» по французской модели, которым на высшем уровне руководил умный француз. Новый орган отобрал у традиционной бюрократии значительную часть работы по сбору доходов в казну и, естественно, навлек ненависть многих. Отделение государственных, таможенных и акцизных сборов от финансового ведомства — правительства — с точки зрения увеличения государственных доходов доказало свою эффективность. Тем не менее мера была непопулярна и казалась многим доказательством предубежденности Фридриха к немцам в пользу французов не только в области литературы, но и в государственном управлении. Однако трения ускорили уже имевшуюся положительную тенденцию — повышение профессионализма чиновников прусской государственной службы.

Фридрих также учредил плату за перевозки по Рейну — еще одна непопулярная у рейнских государств и торговцев мера. Нововведения короля в финансовой сфере — многие считали, что они часто плохо продуманы — не достигли цели: цены возрастали и жизнь в Берлине дорожала. В 1765 году был основан Прусский государственный банк под гарантии казны.

После войны по Пруссии прокатилась волна банкротств. Даже Готчковский оказался в затруднении. Он сделал на спекуляциях огромное состояние, закупил у русской армии большое количество зерна, а цены затем изменились не в его пользу. Фридриха это обеспокоило, но он понимал, что не может действовать напрямую, а другие финансовые дома не хотели помогать. В конце концов он купил фарфоровые фабрики Готчковского. В 1764 году была основана Königliche Porzzelan Manufaktur — КРМ[277]. Король организовал специальную Следственную комиссию по надзору за процессами банкротства. В результате известный коммерсант заплатил 50 процентов долга.

Фридрих объехал большую часть владений. Его здоровье было подорвано: сгорбленный, седой старик, которого мучили хронические проблемы с желудком. «Я очень стар, дорогой брат, — писал он Генриху. — Я бесполезен для мира и обуза для самого себя». Такая меланхолия вполне понятна, она коренилась в немалой степени в том, что многих самых любимых друзей и соратников уже не было с ним. Здания знакомы, но атмосфера, царящая в них, уже не та. «Я здесь чужой, — писал он сестре, Ульрике Шведской, вернувшись в Берлин. — Семь лет войны изменили все».

Сан-Суси, однако, доставлял ему большое удовольствие. Король часто возвращался мыслями к дворцу во время походов, с готовностью описывая детали его убранства де Капу и другим. Он гордился виноградом, который выращивали в стеклянных оранжереях, и часто посылал его в подарок Генриху в Рейнсберг. Ульрике Фридрих написал, что чувствует, как распадается семья: «Наша несчастная семья долго не протянет. Сестра Ансбахская (Фредерика) все больше превращается в полную развалину; сестра Брауншвейгская (Шарлотта) и я уже почти без зубов; сестра Шведтская (София) страдает водянкой; бедняжка Амелия (аббатиса Кведлинбургская) чувствует себя не лучше, несмотря на воды Эксла-Шанелль; брат Генрих ипохондрик; брат Фердинанд лишь в короткие промежутки времени чувствует себя здоровым. Через десять лет никого из нас не останется!» Не все письма родственникам были столь мрачно-шутливыми, но в них чувствовалась подавленность. Вильгельмина и Август Вильгельм уже умерли. Колебания настроения от отчаяния и жалости к себе до грубости происходили у него всегда очень резко. Вероятно, никогда не удастся узнать, являлись ли они свидетельством маниакальной депрессии.