Фридрих Великий - [136]
Клостерцевенская конвенция в определенной степени стала продуктом переговоров двух очень набожных графов-лютеран, Линара и Реусса. Пруссаки перехватили письмо Линара. В нем говорилось, что мысль о конвенции пришла к нему по воле Святого Духа, пожелавшего остановить продвижение французов, как однажды Иисус Навин заставил солнце остановиться в своем беге, чтобы не дать проливаться ганноверской крови. «Мы могли бы поместить Линара где-нибудь между Иисусом Навином и солнцем», — резко бросил Фридрих. Он воспринял это известие, отметил Митчел, спокойнее, чем предполагали, но сообщение о капитуляции, поступившее к нему 17 сентября, стало зловещим событием. Он вошел в Готу и получил известие, что австрийцы приближаются к Берлину, хотя это оказалось не более чем обычным набегом и они пробудут там всего один день — 16 октября. На востоке Левальд 30 августа провел тяжелое сражение с русскими под командованием Апраксина у Гросс-Егерсдорфа, недалеко от Кёнигсберга. Оно принесло тяжелые потери обеим сторонам. Судьба Восточной Пруссии оставалась неясной.
Фридрих запретил много говорить о ситуации на Русском фронте, безуспешно пытаясь уменьшить количество плохих известий, скрывая их. Он понял, что должен отменить марш на запад, изменить направление, перераспределить силы в соответствии с новыми обстоятельствами. Король отдал распоряжение о переезде прусских министров и королевской семьи из Берлина в Магдебург. В день получения известия о сражении у Гросс-Егерсдорфа он написал письмо Ришелье. Теперь было совершенно ясно, что с французами придется драться. Фридрих решил опять идти на восток, по-прежнему готовый перехватить французов или имперцев, если представится случай, но двигаться в район Бауцена и для начала вытеснить австрийцев из Лусатии. Он приказал Морицу, стоящему в Торгау, и Зейдлицу из своей армии двигаться по направлению к Берлину, чтобы положить конец набегам австрийцев. Тем временем он подошел к Эльбе, миновав Лейпциг, переправился через реку в районе Торгау и разместил ставку в Грохвице, на восточном берегу. В Берлине при дворе пошли разговоры, что «вся Европа поклялась уничтожить нас», и многие бежали из города.
К октябрю новости, поступающие из отдельных районов, стали немного лучше. 23 сентября Фридрих узнал, что после сражения Левальда у Гросс-Егерсдорфа русские решили отойти на восток — их потери были огромны. Король направил своему генералу теплые поздравления. Он с глубокой горечью писал Георгу II о Клостерцевепской капитуляции и новообретенном нейтралитете Ганновера, указывая, что разорвал долговременные соглашения с Францией только из-за toutes les belles piornesses[212], полученных от Англии. Берлину пока ничто серьезно не угрожает, так же как и Восточной Пруссии. Если ему еще раз удастся собрать армию, оставляя Силезию по-прежнему прикрытой, то мог бы представиться случай для проведения серьезного сражения, чего не случилось в ходе его кругового марша на Эрфурт, Готу и обратно.
Однако обстановка была все еще зловещей. Большая часть Пруссии была опустошена, он потерял приносившие доход провинции, на следующую кампанию ему не хватит денег, приходилось пользоваться резервными запасами. Фридрих написал Вильгельмине в начале октября, тревожась о состоянии финансов и давая ей несколько советов, — бриллианты теперь ненадежный залог под заем, никто их не принимает. Государственному министру Финкенштейну он в тот же день писал: «Nous avons toute l’Еиrоре sur les bras»[213]. Проскальзывала и личная печаль: Винтерфельд, которого Фридрих очень любил, хотя его братья не разделяли этого мнения, «душевный человек, мой друг», был убит в стычке в Лусатии. «Helas! Croyez-vous que les Graces favorisent les malheureux?»[214] — меланхолично написал он своей сестре Амелии. Фридрих упорно видел — так как его любовь к Франции никогда не ослабевала — причины враждебного отношения Франции в тлетворном влиянии Австрии.
Митчел сообщил 30 октября, что Фридрих, вернувшийся в Лейпциг, полон идей по поводу кампаний в 1758 году. Французы под командованием Субиза двинулись вперед вместе с имперцами во главе с принцем Иосифом Саксен-Гильдбурггаузеном, фельдмаршалом империи. Вот наконец и появилась цель: войска Субиза были, по информации Фридриха, усилены после Клостерцевена 20 батальонами пехоты и 14 эскадронами кавалерии из армии Ришелье.
Это удивительным образом помогло королю сконцентрироваться. Темные мысли о злонамеренности Австрии и пессимизм но поводу создававшейся ситуации, казалось, ушли сами по себе. Фридрих начал поговаривать о том, чтобы Левальд, изгнав русских, двинулся на запад, напал на шведов и выгнал из Померании; после этого мог бы идти к Эльбе, соединиться с войсками британцев и действовать против французов в Северной Германии под командованием либо Фердинанда Брауншвейгского, либо самого Фридриха. Фантазия в такое время? Возможно, но это зародыш идеи, который разовьется позднее под Минденом и Варбургом.
Неделей раньше Фридрих направил приказы Морицу в Берлин и Фердинанду в Магдебург, чтобы они присоединились к нему по пути у Галле. Теперь ему стало известно, что противник, французы и имперцы — Фридрих называл их
