Фридрих Великий - [122]

Сам Фридрих оставил поле боя еще до того, как была окончательно разрешена проблема Лобоша. Он поскакал к Пирне, остановившись, однако, в деревне Билинка, расположенной всего в нескольких милях к западу от лобошских позиций у подножия горы. Покинуть поле боя до того, как достигнут окончательный тактический успех, — странное поведение, но король был уверен в герцоге Брауншвейг-Бевернском, наблюдавшем за финальной стадией победоносной атаки на Лобош, а Фридриха беспокоила возможность усиления саксонцев и сосредоточение австрийцев на дальнем фланге пруссаков. Его критиковали за то, что он не воспользовался этой победой. Полагали, он мог двинуться маршем на Прагу и Вену — Прага находилась всего в сорока пяти милях к югу, — оставив Саксонию в покое; вместо этого он затупил свою шпагу в ненужном сражении, за которым ничего не последовало. Такое мнение не учитывает общестратегическую ситуацию и уязвимость Фридриха, пока он смог лучше обеспечить себя с точки зрения тыловой защиты. Король был озабочен- подвозом припасов и фуража. Кроме того, он всегда ясно давал понять, что считает зимние кампании, кроме случаев, когда без них абсолютно нельзя обойтись, нежелательным делом, дорогим и утомительным для армии.

Фридрих занялся упрочением победы над Саксонией. По условиям капитуляции был четко прописан вопрос о саксонских офицерах; их суверен, курфюрст, король Польши, сдался в плен и уехал в Польшу с семьей со всеми королевскими почестями — он отправился в Варшаву 18 октября. Условия касались дальнейшей службы офицеров и войск под их командой, что привело к обмену довольно язвительными посланиями между Фридрихом и генерал-майором фон Сноркеном, ответственным в Варшаве за их выполнение со стороны Саксонии, — переписка была грубо прервана Фридрихом в декабре. «В этом вопросе я умываю руки! Это последний ответ, который Вы получили от меня!». Его также возмутили сплетни, распространяемые Брюлем: якобы Август, несмотря на гарантии со стороны Фридриха, вовсе не находился в безопасности, — нелепое обвинение, поскольку тот всецело был в милости короля Пруссии.

Саксонские солдаты после капитуляции должны были войти в состав прусской армии. Фридрих неосмотрительно сформировал из них 10 новых полков, договорился об ассигновании финансовых средств для покрытия соответствующих расходов и назначил командовать в них прусских офицеров, подготовленных не лучшим образом. Он недооценил патриотических чувств саксонских военных. Это создавало почву для вероятного роста дезертирства, что и не преминуло случиться. В начале 1757 года два взбунтовавшихся полка пришлось расформировать. Фридрих провел расследование и обратился за пополнением к ландграфу Гессен-Касселя. В Саксонии он ввел жесткую систему реквизиций, при помощи которой обеспечил покрытие более одной трети расходов на кампанию.

Фридрих запрещал разбои и грабежи. Он писал в резких выражениях командующему в Лусатии, генералу фон Норману, что ему стало известно о фактах грабежей, за немедленное пресечение которых Норман будет отвечать непосредственно перед королем. Супруга Брюля, которого он не выносил, написала ему лично, что гусары, состоящие на прусской службе, утащили у нее некоторые предметы мебели. Фридрих немедленно ответил, что разберется в этих фактах и никогда не допустит, чтобы имущество кто-то незаконно присваивал или плохо обращался с ним. Переписка с семьей Брюля продолжалась еще некоторое время; в целом ее содержание было неприятным. Ведь выгоды от оккупации Саксонии могли быть получены и без вопиющих беззаконий. Любимый поставщик картин Фридриха, Готчковский, заполучил патенты на фабрике фарфора в Мейсене и наладил производство в Берлине — предприятие в конце концов оказалось неудачным, и король его перекупил.

Фридрих надеялся, что с дипломатической точки зрения будет полезна официальная публикация выдержек из документов, захваченных в Дрездене, показывающих вероломство и агрессивные намерения Саксонии. Фридрих, отослав в Берлин целый сундук бумаг, приказал Подевильсу и Финкенштейну[191] составить и опубликовать материал. Впоследствии он был крайне возмущен их работой, выговаривал за отсутствие всякого воображения. Вместо тщательно выверенного пропагандистского удара, действенного разоблачения бестактного поведения Саксонии, полностью оправдывающего вторжение Фридриха, они просто прислали на одобрение Фридриху выдержки из документов, которые, взятые сами по себе, совершенно не подходили для того, чтобы должным образом осветить проблему. Его министры подчеркнули вполне предвидимые трудности: для вскрытия злонамеренных фактов в саксонские бумаги желательно ввести дополнительную информацию, которой они располагают, но она получена из перехваченных дипломатических депеш. Приемлемо ли это? Министры поставили короля перед дилеммой.

Фридрих ответил резко. Он заявил, что ему нужна не простая подборка выдержек из документов, которую они представили, нужен убедительный полемический материал. Министры задерживают дело и впустую тратят время. Их инициативность должна была подсказать им, что следует сделать без обращения к вышестоящей инстанции, — «больше работайте и меньше советуйтесь! Действуйте и не ждите приказа! Adieu. Fédéric». Его настроение и нетерпеливость понятны. Становилось все менее вероятно, что спланированный им смелый ход — упреждающая война, нацеленная на то, чтобы воспрепятствовать образованию коалиции противников, приведет к желаемому результату.