Фрейя Семи Островов - [13]

«Так вот как ты занимаешь своих гостей, — ты…» — думал он, до такой степени возмущённый, что даже не мог найти достаточно унизительного эпитета.

Фрейя пошевельнулась и откинула голову назад.

— Кто-то вошёл, — шепнула она.

Джеспер, прижимавший её к своей груди и смотревший вниз на её лицо, спокойно ответил:

— Твой отец.

Фрейя попробовала освободиться, но у неё решительно не хватило духу оттолкнуть его.

— Мне кажется, это Химскирк, — шепнула она ему.

Он, в тихом упоении погружаясь в её глаза, при звуке этого имени слабо улыбнулся.

— Этот осёл всегда сбрасывает мои буи в устье реки, — прошептал он. Ни с какой иной стороны он Химскирком не интересовался; но Фрейя задавала себе вопрос, видел ли их лейтенант…

— Пусти меня, дитя, — потребовала она шёпотом, не допускающим возражений.

Джеспер немедленно повиновался и, отступив назад, стал созерцать её лицо под другим углом.

— Я должна пойти посмотреть, — с беспокойством сказала она себе.

Она поспешно приказала ему подождать минутку после того, как она уйдет, а затем проскользнуть на заднюю веранду и там спокойно покурить, прежде чем снова появиться на глаза.

— Не оставайся поздно сегодня вечером, — был её последний совет перед тем, как уйти.

Легкими быстрыми шагами Фрейя вышла на западную веранду. На ходу она ухитрилась задернуть занавески в конце коридора, чтобы скрыть отступление Джеспера из будуара. Едва она появилась в дверях, как Химскирк вскочил, словно собираясь броситься на неё. Она остановилась, а он отвесил ей преувеличенно низкий поклон.

Это рассердило Фрейю.

— Ах, это вы, мистер Химскирк. Как поживаете?

Она говорила своим обычным тоном. Он не мог ясно разглядеть её лица в сумеречном свете глубокой веранды. Не доверяя своему голосу, он не решался заговорить: негодование, вызванное тем, что он видел, было слишком велико. А когда она спокойно прибавила: «Папа скоро должен вернуться» — он, молча, про себя, обозвал её ужасными именами, прежде чем смог пошевелить искривлёнными губами.

— Я уже видел вашего отца. Мы с ним побеседовали в сушильне. Он мне рассказал кое-что очень интересное. Да, очень…

Фрейя села. Она думала: «Он нас видел, сомненья быть не может». Ей не было стыдно. Она боялась только какого-нибудь глупого или неловкого осложнения. Но она не имела понятия, до какой степени Химскирк (мысленно) считал её особу своей собственностью. Она постаралась завязать разговор.

— Кажется, вы приехали сейчас из Палембанга?

— А? Что? Ах да! Я приехал из Палембанга. Ха-ха-ха! Вы знаете, что сказал ваш отец? Он боится, что вы здесь очень скучаете.

— И, кажется, вы собираетесь крейсировать в Молукке, — продолжала Фрейя, желавшая, по возможности, сообщить Джесперу кое-какие полезные сведения. В то же время она всегда радовалась, зная, что эти двое, уехав с островов, отделены друг от друга сотнями миль.

Глядя на смутно выделяющуюся в сумерках фигуру девушки, Химскирк сердито проворчал:

— Да. Молукка. Ваш отец думает, что здесь для вас слишком спокойно. А я вот что скажу вам, мисс Фрейя: нет такого спокойного места на земле, где бы женщина не сумела найти случай кого-нибудь одурачить.

«Я не должна допускать, чтобы он рассердил меня», — подумала она. В эту минуту тамильский мальчик, слуга Нельсона, принёс лампы. Она сейчас же обратилась к нему с многословными указаниями, куда поставить лампы, попросила принести поднос с джином и горькой настойкой и прислать в дом Антонию.

— Я вас оставлю на минуту, мистер Химскирк, — сказала она.

И она пошла в свою комнату переодеться в другое платье. Она очень торопилась, так как хотела вернуться на веранду раньше, чем встретятся её отец и лейтенант. Она полагалась на себя, надеясь, что ей удастся в этот вечер наладить отношения между ними двумя. Но Антония, всё ещё испуганная и настроенная истерически, показала синяк на руке, и Фрейя пришла в негодование.

— Он прыгнул на меня из кустарника, как тигр, — сказала девушка, нервно смеясь, глаза у неё были испуганные.

«Животное, — подумала Фрейя. — Значит, он намеревался за нами шпионить». Она была взбешена, но воспоминание о толстом голландце в белых брюках, широких в бедрах и узких у лодыжек, с чёрной головой быка, смотрящем на неё при свете ламп, было так отталкивающе комично, что она не удержалась от насмешливой гримасы. Затем её охватило беспокойство. Нелепости этих троих людей тревожили её: горячность Джеспера, опасения её отца, увлечение Химскирка. К первым двум она относилась с большой нежностью и твёрдо решила пустить в ход всю свою женскую дипломатичность. «Со всем этим, — сказала она себе, — будет покончено в самом непродолжительном времени».

На веранде Химскирк, развалившись на стуле, вытянув ноги и положив белую фуражку на живот, привёл себя в состояние дикого исступления, совершенно непонятного такой девушке, как Фрейя. Подбородок его покоился на груди, глаза тупо уставились на ботинки. Фрейя посмотрела на него из-за занавески. Он не шевелился. Он был смешон. Но эта абсолютная неподвижность производила впечатление. Она пошла назад по коридору к восточной веранде, где Джеспер спокойно сидел в потёмках, исполняя, как пай-мальчик, то, что ему было приказано.