Фрейд, нежные лапки - [20]

Достался сей предмет мебели тетушке от соседей, с которыми она прожила долгие и не худшие годы своей жизни. Когда они получили квартиру и съезжали, то старый секретер даже не тронули, такой он был громоздкий и тяжелый. Какие грузчики его когда-то внесли? Наверное — исполины. Современным мужчинам это было не под силу. Его можно было только распилить, и вынести по частям. Но, кто это будет делать в такой кутерьме, в переезде? Соседи плюнули на это гиблое дело, и облегченно вздохнули. Пусть остается.

А у тетушки не хватило храбрости собственными руками порешить такое творение рук человеческих. Так этот секретер и остался в теткиной квартире, своим видом напоминая, какими умельцами были наши предки в девятнадцатом, восемнадцатом, а может и семнадцатом веке. Такой он был древний, этот деревянный монумент домашнего обихода.

Он так и стоял в этой третьей комнате, которую Кира облюбовала под свой кабинет. Она даже и не подозревала, когда сама его реставрировала, подчищала, что затронет никому не нужную пумпочку, и откроется потайная ниша.

Кира ахнула. Вот это да! Секретная дверца! И называла эту нишу красивым словом — схованка. Вот сюда, в эту потайную схованку она и складывала рабочие записи.

Ниша была разделена стоячими перегородками, и каждый отдел предназначался своим документам. В последнем лежало заламинированное брачное свидетельство, которое Кира в упор не замечала. Не замечала не потому, что у неё было плохое зрение, а потому, что оно у неё просто выпало из-под сознания. Нет брака, не вижу и свидетельства.

И вот теперь, ей нужно было прозреть, увидеть и решить, как быть.

Зима стояла на пороге, но этого пока видно не было. Зарядили долгие промозглые дожди. Казалось, разверзлись небесные хляби, и дождь ленивым потоком хлынул на землю.

Если дождя не было с утра, то он обязательно шел вечером, или ночью. Он лил с переменным отдыхом. Причем не струями летнего ливня, а моросил редкими, колючими и холодными каплями, переходящими иногда в мелкую крупу, которая неприятно кусала за нос, щеки, руки. За все те места, которые были неприкрыты от холода.

Население ходило под зонтами, в плащах, куталось в теплые одежды. Старалось побыстрее спрятаться в уютных квартирах, и на остановках сумасшедшей толпой бегало за каждой маршруткой, чтобы поскорее уехать домой, а не стоять на этом холоде.

На тротуарах был не асфальт, а земля вперемешку с дождем и снежной крупой. Так называемая, муляка.

Ветер срывался резким потоком, забирался под пальто, холодил затылок, толкал, словно игривый школьник в спину, и бил сильными струями в лицо. Короче, завирюха в мордяку.

В общем-то, для всех в эти дни была на улице мряка, а для Киры — родная стихия. Она обожала дождливую погоду. Любую. И летнюю, и осеннюю. Да и как её можно было не любить, когда она родилась в Пскове, где дождь летом льет, как из ведра, а осенью беспрерывно моросит неделями подряд.

У Киры было хорошее настроение. Ещё месяц назад она бы даже прогулялась под такой погодкой. А сейчас шла скорым шагом домой, так как Герман должен был вот-вот подъехать. Они собирались сегодня вместе поужинать, и Кира наконец-то была готова открыть Герману свой секрет.

Ещё у Киры было прекрасное настроение от того, что наконец-то лед был сломан. Лед, который начинал слегка подтаивать ещё вначале осени. Это относилось к маленькому мальчику. Вернее, два года назад он был маленьким восьмилетним затурканным ребенком, когда его мамаша, Кирина ровесница открыла дверь в кабинет психолога. Его звали Дениской. У них была проблема, которая бывает если не у многих родителей, то, во всяком случае, частым случаем.

Ребёнок учился с шести лет. И за два года они сменили две школы и четыре классных учительницы. Мальчик был замкнутым, враждебным и не находил никакого языка со своими преподавателями. Последняя учительница посоветовала молодой мамаше, во избежание детской комнаты милиции, обратиться к психологу пока ещё не поздно.

Кира с ним билась больше года. И сегодня, наконец, она достучалась до его маленького и такого ранимого сердечка. Почти два года он приходил на собеседования, и всегда молчал.

Сначала он крутил кончики волос на указательный палец. Волосы у него были длинные, стильно подстрижены до плеч. Пришлось их отрезать и сделать ему обыкновенную короткую мальчишескую стрижку во избежание вредной привычки.

Когда он лишился волос, принялся за пуговицы на своём пиджаке. Кира отучивала его всякими способами. Остановились на рисунках. Она ему разрешила рисовать всё, что он хочет. И по этим рисункам старалась понять его внутренний мир, его состояние души.

В этих рисунках она читала только отрицательные эмоции. То поломанное дерево. То дом с дыркой вместо крыши. Когда Дениска стал постарше, стал рисовать автомобили. Но, опять-таки, после аварии. Кира видела и знала, что это кричит его надломленная душа. И как могла, старалась её отремонтировать всеми, доступными ей, способами.

И вот, наконец, Денис заговорил. Крупные слёзы, как капли из пипетки, закапали из глаз мальчика.

— У тебя есть братик? — Спросила Кира. Мальчик мотнул головой в сторону, словно отрицая.