Фреи не плачут, или Оставьте принца себе - [11]

Я не заметила, как исчезла дева-воительница, а в зале загорелся свет. Не замечала я и пристальные взгляды нескольких сотен пар глаз. Так и вышла из зала, погруженная в собственные мысли.

В голове роился не один десяток мыслей, и всё чаще и чаще возникал вопрос: «Что означал тот поклон?». Что-то мне подсказывало, что это не было традиционным приветствием в ордене Чёрной розы. Я видела, как смотрел в этот момент на меня и Омелию директор. Он точно знает значение её жеста.

— Кто здесь? — я резко остановилась, снова почувствовав зудящее чувство, расползающееся по спине. Чем ближе была опасность, тем сильнее становилось ощущение. Дошло до того, что спину начало нестерпимо жечь. Я стояла, прислушиваясь к собственному телу и к окружающему миру. Не было слышно ни малейшего шороха. Даже сад оставался пугающе немым. Как раз в тот момент, когда в мозг закралась паника, мир перед глазами поплыл. Последнее, что успела заметить перед тем, как провалиться в темноту — это чёрные женские доспехи.

Очнулась я на своей кровати, лёжа на животе. Рядом на полу сидел Киевен, а его брат мешал что-то в миске у окна. На улице было уже темно, но свет в комнате не горел — ни мне, ни дроу это не было нужно.

— Который час, и что со мной произошло? — хрипло поинтересовалась я, устав любоваться спиной Риззена.

— Два часа до рассвета. Ты потеряла сознание по дороге сюда. Мы с Киевеном нашли тебя и подняли в комнату. У тебя вся спина была в крови, — пояснил носатый.

— А сейчас что?

— Там татуировка. Она была сначала вырезана кинжалом, а потом выжжена ядом пустоцвета.

— И что там изображено? — спросила, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Пустоцвет. Всего одна капля его сока, и любой дракон умрёт.

— Ты и так прекрасно знаешь, что там изображено. И даже то, кто это сделал, — раздался приятный женский голос. Омелия.

— Если зверь умер, я уничтожу твоего племянника, — прошипела в подушку, но призрак меня услышала.

— Не волнуйся, с твоим драконом всё в порядке. Ты воительница. На нас не действуют яды. Кроме временного физического дискомфорта, они не приносят ничего. И это только самые сильные настойки.

— Какое счастье, — протянула я с явным сарказмом и переключилась на Риззена: — Чего ты там всё месишь?

Дроу молча отвернулся от окна, подошёл к своему брату и снял с него рубашку, под которой скрывался тугой бандаж. Он был пропитан кровью.

— Старая рана, — пояснил Риззен, снимая бинты и щедро смазывая огромный кровоточащий рубец чем-то склизким и дурно пахнущим.

Я лежала и рассматривала глубокий порез, проходящий через всю грудь Киевена ровно по горизонтали. В памяти всплыл запрещённый ритуал, в котором точно также вспарывают тело жертвы.

— Скажи, Риззен, а у тебя настоящие глаза? — тихо спросила я, уже зная ответ. Дроу вздрогнул от вопроса и вскинул голову, встретившись со мной взглядом. Теперь я чётко видела, что фиалковые радужки были совершенно неподвижны. В этом и есть причина того, что Риззен сразу увидел во мне нелюдя. Он смотрит только магическим зрением.

— Не жалей нас, — тихо попросил, отворачиваясь.

— Было бы из-за чего. Рану можно залечить, а зрение — не слишком большая потеря. Таких, как ты, по миру сотни тысяч ходят и ничего, живут себе счастливо.

С этими словами я спустилась с кровати. То, что на мне вместо платья была мужская рубашка, совсем не смущало. Сейчас важнее всего было залечить рану Киевена. Пусть я и сказала, что это возможно, на самом деле не до конца была в этом уверена. Я знаю, как это сделать, но не имею никакого опыта. Если ошибусь — в лучшем случае останусь с этой раной на всю жизнь. О худшем думать не хотелось.

Сев напротив дроу, я начала плести заклинание. Руки мелко дрожали, и сердце колотилось в горле.

— Стяни края раны пальцами, пожалуйста, — сказала я Омелии, которая уже догадалась, что я собралась делать. На вопросительный взгляд Риззена ничего не ответила, сосредоточившись на собственных ощущениях.

Когда жрица выполнила мою просьбу, кожа Киевена прямо на глазах начала срастаться. Отлично, первая часть закончена. Охнув от боли, я откинулась на пол. В груди разрастался пожар, а плоть ровно, словно по линейке, расходилась в стороны, оголяя рёбра. Дышать было практически невозможно, потому что грудная клетка от этого ещё больше разрывала ткани. Я уже не видела и не слышала, как Омелия держит дроу, рвущихся ко мне.

Отпустив сознание, я нырнула внутрь, в самый очаг боли. Нужно успеть, пока не вытекло слишком много крови.

Вот она, моя рана. Сначала нужно восстановить сосуды, чтобы прекратить кровотечение. Направляю поток силы, который закупоривает капилляры. Главное — не переборщить. Замёрзнуть изнутри совсем не хотелось. Аккуратно тяну за концы одного из разрезанных капилляров, наполняя их магией жизни. Готово. Осталось закончить с остальными, и я смогу перейти к мышцам.

Кровотечение я остановила за три минуты, зато восстановление мышечных волокон отняло раз в пять больше времени и сил. Несколько раз я едва не заморозила свою грудную клетку, но кто-то извне предотвратил это. Поняв, что мне помогают, я заработала уверенней, и скоро боль прекратилась. Вместе с ней исчезла и рана. Теперь о ней напоминала только тонкая розоватая полоска на коже.