Франсуаза Саган - [86]

Через все десятки и сотни страниц, посвященных ей в эти скорбные для Франции дни, проходит одна мысль: жизнь Франсуазы Саган не менее богата и интересна, чем ее романы, и не случайно она всегда была в фокусе внимания самой серьезной, а вовсе не желтой прессы. Скептики удивлялись ее незатухающей славе, завистники иронизировали над дурным вкусом читающей публики. Но самые крупные писатели (бывает ли что труднее — получить безоговорочное признание у коллег?) с первой же встречи, несмотря на разделявшие их годы, становились ее друзьями и не скупились на самые лестные оценки: Мориак, Сартр, Трумен Капоти, Теннесси Уильямс…

Написав за месяц, в кафе, свой первый роман и отстучав двумя пальцами на раздолбанной машинке, юная Франсуаза Куарэ назвала его строчкой из Поля Элюара и отнесла в одно из крупнейших издательств «Жюйар». Уже через месяц французский тираж никому не известного автора превысил 200 тысяч экземпляров, а на смену подлинному имени пришел псевдоним Саган — так звали одного из героев любимого ею Марселя Пруста. «Здравствуй, грусть!» — принесший ей славу дебют — обошел всю планету, его издали в полусотне стран, счет тиражам пошел на миллионы. В своем последнем интервью журналу «Экспресс», которое увидело свет уже после ее смерти, Саган так объясняла этот феноменальный успех: «Шок, который вызвала моя первая книга, обязан ее откровенности, не перешедшей в цинизм и пошлость. Все было названо своими словами: желания, чувства, потребности, вкусы. Общество еще не было подготовлено к этому, его приучили лицемерить, ханжить, таиться, умалчивать. Этот маскарад уже смертельно всем надоел, потребность в раскрепощении и мыслей, и тела, и слова была вполне очевидной, но как-то не находилось того, кто возьмет на себя бесповоротный разрыв с осточертевшими табу. Бог избрал меня…»

Он избирал ее потом множество раз — чтобы доказать, что первый успех не был случайным. Каждый новый роман становился событием: «Смутная улыбка», «Через месяц, через год», «Любите ли вы Брамса?..», «Немного солнца в холодной воде»… Ее пьесы «Замок в Швеции», «Лошади и фантазии», «Пианино в траве» и другие держались в репертуаре годами (их ставил блистательный Андре Барсак). Ее песни пела Жюльетт Греко. Почти все ее романы получили экранную жизнь — их героев воплотили Мари Белль, Даниэль Дарье, Жан-Лyu Трентиньян, Ингрид Бергман, Моника Витти, Ив Монтан, Энтони Перкинс, Мишель Пикколи, Жан-Клод Бриали… Еще при жизни ей было посвящено шесть монографий. И все они отмечали: самый главный талант Франсуазы Саган — всегда оставаться самой собой. И еще интеллигентность — в романах, рассчитанных на массовую читательскую аудиторию, где это качество никогда не считалось необходимым. Скорее наоборот. И еще ирония, грусть, доброта.

Пресса взахлеб писала о ее друзьях, о порочных и мимолетных связях, о романах, ею написанных и ею прожитых, о вечерах на ипподроме и ночах в казино, о дорогих машинах, на которых она носилась с бешеной скоростью, об автоавариях, в которые она попадала, о ее удачах и огорчениях, о ее любимых собаках и любимых напитках — на этих сюжетах сделал себе карьеру не один журналист. Но ни одно пятнышко грязи к ней не пристало. Даже три судимости не поколебали тот пьедестал, на который ее вознесла молодая слава.

1990 год. При обыске найдены 300 граммов кокаина и столько же героина. Приговор: 6 месяцев тюремного заключения условно, штраф 10 тысяч франков и уплата таможенной пошлины в размере 350 тысяч франков. «Посадите нас вместе с Саган» — с таким воззванием обратились к судьям писатели Маргерит Дюрас, Режин Дефорж, актеры Жюльетт Греко, Мишель Пикколи, Барбара, кутюрье Соня Рикель и еще многие другие знаменитости. «Перед законом все равны», — ответили судьи.

1995 год. Опять кокаин. Теперь уже не только хранение, но и употребление. Приговор: один год условно с испытательным сроком в полтора года плюс штраф — 40 тысяч франков. Саган не спорила с фактами, на суде она просила лишь об одном: «Дайте мне умереть так, как я хочу. Законы создаются для людей, а не против них». Призывала в «свидетели» Монтескье. В ответ — глухое молчание.

2002 год. Обвинение куда более страшное. По просьбе бизнесмена с сомнительной репутацией Андре Гельфи Саган передала своему другу, президенту Миттерану, письмо узбекского президента Ислама Каримова. Речь шла о возможности предоставить компании «Эльф» право на разработку нефтяных месторождений в Северном Узбекистане. Миттеран, вопреки возражениям МИДа, согласие дал, сделка состоялась, а «Эльф» вскоре поменял свои планы, проект рухнул. Рухнул и покой уже тяжелобольной писательницы: расследуя обстоятельства сделки, прокуратура обнаружила неуплату ею налогов — преступление чуть ли не десятилетней давности. Приговор: один год условно и штраф в размере 800 тысяч евро, значительную часть которого уплатил вместо нее Андре Гельфи.

Все судимости теперь напрочь забыты, хотя, оплакивая смерть легендарной Саган, пресса не могла о них не напомнить. Правда, лишь для того, чтобы вновь подчеркнуть: после писателя остаются книги, а не его прегрешения. Впрочем, сама Франсуаза Саган относилась к своему творчеству с максимальной суровостью. Она написала о себе краткую справку для Словаря современной французской литературы — в сущности, эпитафию: «Вошла в литературу в 1954 году пустяковым романом “Здравствуй, грусть!”, вызвавшим международный скандал. Ушла из жизни, оставив после себя много произведений, столь же симпатичных, сколь и легковесных, и это событие стало скандалом лишь для нее самой». Судя по тому, как встретили ее смерть не только Франция, но и весь мир, Франсуаза Саган жестоко ошиблась.