Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [89]

Тем временем Лебрюн, Дуэ и Дюкро отдельно пробирались к Седану, чтобы найти императора. Наполеон III все утро объезжал поле битвы, ища смерти, которая упрямо не желала встречи с ним. Теперь, полный решимости закончить бойню, он поднял в Седане белый флаг. Когда появился Лебрюн, император потребовал от него послать к немцам парламентера с официальной просьбой о прекращении огня. Но кто должен был подписать это обращение? Фавр, начальник штаба Мак-Магона, отказался. Дюкро указал, что он уже не командующий войсками. Таким образом, оставался лишь Вимпфен. Обращение было составлено, оно содержало выдержанную в оптимистичном тоне просьбу о перемирии и призыв к обсуждению условий, «одинаково приемлемых для обеих армий», и Лебрюн приказал одному из своих военнослужащих унтер-офицерского состава с белым флагом сопроводить его на поиски главнокомандующего.

Вимпфен все еще находился на пути в Балан. Заметив белый флаг, он тут же стал протестовать. Нет, о капитуляции и речи быть не может. У них еще оставались удобные позиции, они еще могли сражаться, и Лебрюн должен вернуться в Седан и собрать войска для еще одной атаки.

И Лебрюн снова согласился, впрочем, сейчас это уже вообще не имело значения. И оба вернулись к толпам деморализованных солдат перед укреплениями Седана, убедили около тысячи человек следовать за ними, солдаты прихватили пару артиллерийских орудий и отправились в еще одну, безнадежную и последнюю атаку к Балану. По мере приближения к Балану их численность росла. Предпринятая ими ожесточенная атака относительно спокойного в последний час участка фронта принесла успех. Войска 2-го Баварского корпуса были выбиты из деревни, и встревоженные немецкие командующие привели в готовность свои батареи и резервы по обе стороны Мёза для блокирования попыток атаковать их. Но французы подобных попыток не предпринимали. Непродолжительный всплеск решимости после призыва Вимпфена унялся столь же быстро, как и возник, и когда они с Лебрюном попытались устремиться вперед за Балан, никто за ними не пошел. Тут даже Вимпфен вынужден был признать поражение. Бок о бок с Лебрюном, в окружении горстки оставшихся бойцов он медленно проследовал назад в крепость. Стрельба утихла. Вечернее солнце золотило все вокруг, царила тишина, и наступавшие на пятки отходившим французам баварцы наконец увидели развевавшийся над стенами крепости белый флаг.

Мольтке видел белый флаг. Он послал Бронзарта фон Шеллендорфа, чтобы тот выяснил, что это значит, и Наполеон III отправил его назад с офицером ставки императора генералом Реем, доставившим известное письмо, ставшее для Второго германского рейха отнюдь не малозначительным документом с печатью.

«Господин мой брат!

Не имея возможности погибнуть вместе со своими войсками, я лишь готов отдать свою шпагу в руки Вашего Величества. Я – добрый брат Вашего Величества.

Наполеон».

На склоне над Френуа это послание восприняли с благоговейным трепетом. После получения известия о предстоящем прибытии французского эмиссара кое-кто торжествовал вслух, но их не поддержали: слишком сильны и глубоки были эмоции, чтобы выразить их столь примитивно. Рей, с непокрытой головой прибыв на холм, нашел короля Пруссии, ожидавшего его вместе с принцами, которые, сгорая от нетерпения, полукругом стояли позади монарха. Король и Бисмарк изучили письмо, после чего Бисмарк продиктовал ответ. Рей с ним возвратился к своему сюзерену:

«Господин мой брат!

С сожалением ввиду обстоятельств, в которых мы встречаемся, я принимаю шпагу Вашего Величества и прошу наделить одного из Ваших офицеров в полной мере Вашими полномочиями для заявления о капитуляции армии, столь бесстрашно сражавшейся во исполнение Ваших приказов. Со своей стороны я назначил для этих целей генерала Мольтке».

После отъезда Рея вниз по холму в Седан в главной ставке занялись поиском ночлега. Грандиозность победы ошеломила всех: они едва верили, что подобное действительно имело место, тем более не могли понять, что это означало для Германии и для Европы в целом, как и того, что баланс сил фундаментально изменился. Даже отметить победу и то представлялось неуместным, этот момент куда больше подходил для того, чтобы возблагодарить Господа. Стемнело, и со стороны бивачных костров германских войск доносился один и тот же речитатив: «Так возблагодарим же Господа нашего…» Лишь только слова и музыка старого лютеранского хорала как нельзя лучше подходили победе, как эта.

Вимпфен, как и его коллеги, яростно протестовал против переговоров относительно капитуляции его армии, но не мог ничего поделать. Дюкро безжалостно заявил ему: «Принимая командование, вы рассчитывали на славу и почет… И отказаться теперь вы не вправе». И в тот же вечер в сопровождении генерала де Кастельно из ставки императора, наделенного статусом личного представителя императора, он отправился в дом в Доншери, избранный для встречи полномочных представителей, где его ожидали Бисмарк и Мольтке. Задача предстояла весьма неблагодарная – иметь дело с гением в политике (Бисмарком) и с гением в военном деле (Мольтке), но Вимпфен старался изо всех сил. Требованию пруссаков о пленении всех французских войск Вимпфен противопоставил «благородную капитуляцию»: армия при полном вооружении маршем отправится прочь с поля боя, дав обязательство ни при каких условиях не направлять оружие против Пруссии и ее союзников на период войны. Но подобное цивилизованное условие, куда более приемлемое, если бы речь шла, скажем, о гарнизоне осажденной крепости, едва ли было уместным применительно к национальной армии. Бисмарк подчеркнул, что именно в интересах Пруссии завершить эту войну как можно скорее, и самый удобный способ состоял в том, чтобы полностью лишить Францию ее армии, и когда Вимпфен перешел к угрозам оборонять Седан до последнего солдата, вмешался Мольтке, указав, что французская армия, сократившаяся до 80 000 солдат, с запасом провианта лишь на 48 часов и с весьма небольшим запасом боеприпасов, не сможет продолжать сражаться против армии численностью в 250 000 солдат, вооруженных 500 орудиями.