Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [183]

У Тьера иллюзий почти не было. Перед падением Меца он сказал Фавру о том, что Бисмарк, возможно, был бы доволен Эльзасом и контрибуцией 3 миллиарда франков. Теперь он затребует и Лотарингию, включая Мец, и 5 миллиардов франков. Это оказалось весьма точной оценкой. На самом же деле сначала Бисмарк назвал 6 миллиардов – он написал сумму на листке бумаги, и при виде этого Тьер подскочил, «словно от укуса бешеной собаки», – но все понимали, что это не более чем хитрая уловка, желание набить цену и в конце концов сойдутся на 5 миллиардах. Эльзас был потребован, но что касалось Лотарингии, речь шла лишь о ее северной части, включая Мец, который немецкая администрация уже объявила «новым департаментом Мозеля». Юг провинции, вокруг Нанси, оставался французским. Наконец должен был состояться триумфальный вход немецких войск в Париж. Тьер красноречиво высказался против всех этих требований, но не смог убедить ни Бисмарка, ни самого короля. На все его мольбы пересмотреть требования Бисмарк указал, и не без оснований, на негибкость французской военной стороны, которая уже обвиняла его в очернении всех одержанных военными побед. И когда Тьер угрожал обжаловать свои требования у европейских держав, Бисмарк ответил: «Если вы заговорили со мной о Европе, я заговорю с вами о Наполеоне». Сам он мало верил в осуществимость бонапартистской реставрации, но Генеральный штаб подхватил эту идею с энтузиазмом, что послужило ироничным контрастом к их оппозиции минувшей осенью. Во всяком случае, это было еще одним оружием при ведении переговоров. Против него Тьер со своей стороны мог угрожать Бисмарку Гамбеттой, но от подобной крайности даже он воздержался.

На самом же деле Бисмарк выдвинул требование о Меце достаточно неохотно. В ходе кампании минувшего лета он был целиком за его аннексию как элемента нового оборонительного пояса Германии против агрессии французов, но за осенние месяцы его пыл остыл, поскольку он понял проблемы, с которыми связано присоединение этого чисто французского анклава к Германской империи, политическая структура которой достаточно сложная и без него. Когда Тьер прибыл в Версаль в конце октября, Бисмарк сказал ему по секрету, что рассматривает Мец как объект, не представляющий ценности. К февралю канцлер не делал секрета из своего нежелания затребовать столь трудноперевариваемый кусок. В Версале рассматривались и обговаривались различные альтернативные предложения. Одно из таких предложений заключалось в том, что Германия, с одобрения Франции, включает в свой состав Люксембург в качестве замены, другое – в том, чтобы увеличить контрибуцию, третье – что Франция должна уступить одно из ее зарубежных владений, например Сайгон. Но кайзер не собирался отказываться от трофея, который дался ему такой кровью, и Мольтке был полон решимости сохранить крепость, которую для защиты западной границы Германской новой империи он оценил как эквивалент армии численностью в 120 000 солдат. В вопросе о Меце, как и в вопросе о торжественном входе войск в Париж, Бисмарк подчинился требованиям военных, и Тьер понял, что он не уступит никогда.

Лишь в одном-единственном пункте Тьер сумел настоять на своем. Гарнизон Бельфора под командованием полковника Данфера-Рошро держался до 16 февраля, когда с согласия французского правительства и по рекомендации Бисмарка гарнизону позволили беспрепятственно и с соблюдением всех воинских почестей покинуть крепость. Если Мец был столь трогательно дорог кайзеру Германии, то и Бельфор был ничуть не меньше дорог французам, и Тьер сражался за его сохранение. Если Бисмарк уступит, он обещал, что мир мог бы быть заключен без всяких промедлений. Если нет, то Тьер уйдет в отставку и пусть тогда Бисмарк сам правит Францией, если уж так хочет. Это был единственный козырь Тьера, и Бисмарк понимал, что он не блефует. Бисмарку ничего не стоило уступить. Мольтке не придавал особого значения Бельфору. В любой будущей кампании, считал он, конечное решение будет приниматься или на Майне, или на равнинах Лотарингии, а в случае вторжения во Францию, как, впрочем, и в Германию, Бельфор играл второстепенную роль. Кайзер был согласен: Тьеру просто предложили выбор между сохранением Бельфора и отказом немцев торжественным маршем пройти по Парижу. Он не колебался в выборе решения.

26 февраля Тьер, Фавр, Бисмарк и представители государств Южной Германии подписали прелиминарный мирный договор. Была определена новая граница, размер контрибуции был установлен на уровне 5 миллиардов золотых франков, один миллиард предстояло заплатить в течение 1871 года, а остальные четыре в течение трех лет после ратификации прелиминарного мирного договора. Как только соглашение будет ратифицировано, немцы покинут внутренние районы Парижа и форты на левом берегу Сены, а также департаменты южнее Сены. Оставшаяся часть оккупированной территории будет освобождена после выплаты контрибуции. На оккупированных территориях восстанавливается французская гражданская администрация, и за обеспечение пребывания оккупационных войск будет отвечать правительство Франции. Французские войска, за исключением гарнизона в Париже численностью в 40 000 человек, должны отойти за Луару до подписания окончательного мирного договора. Обмен пленными должен был начаться сразу, и переговоры по вопросу окончательного мирного договора начнутся в Брюсселе сразу же после ратификации прелиминарного мирного договора кайзером и Национальным собранием Франции. В соответствии с дополнительным соглашением было решено, чтобы численность немецких оккупационных сил в Париже не превышала 30 000 человек и что они должны быть ограничены районом Сены, авеню де-Терн и улицей Фобур-Сен-Оноре – районом, достаточно престижным, чтобы умаслить немцев, и достаточно удаленным от чреватых проблемами рабочих кварталов столицы. Любая сторона наделялась правом в любое время расторгнуть договор о перемирии после 3 марта и вновь начать военные действия три дня спустя после этого.