Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [165]

На следующее утро адмирал заявил командующему о необходимости немедленно отступить. Всю минувшую ночь Шанзи выслушивал подобные советы и от других командующих, но Жорегиберри он доверял. И тут же издал приказы на отступление вверх по Сарте к Алансону. Как это обычно бывает, во вводном пункте приказа указывалось, что армии необходимо «как можно скорее восстановиться и в нормальных условиях с тем, чтобы позабыть о досадных событиях и вернуть себе утерянную роль». Левое крыло французов все еще оставалось нетронутым, а немцы до сих пор не представляли себе масштабы катастрофы справа, таким образом, ценой немалых усилий часть находившихся в городе складов успели вывезти до того, как немцы начали преследование отступающих колонн Жорегиберри. На левом крыле контратаки достаточно долго держали 3-й корпус в напряжении, и последние французские войска были благополучно отведены за реку Юин, а потом и вся французская армия вновь начала странствие по колено в снегу на запад и на север в поиске безопасного места.

У немцев уже не оставалось сил на преследование противника. Они сами находились на грани последних возможностей и благодарили Бога за предоставившуюся возможность перевести дух. Фридрих Карл направил вперед лишь минимально необходимые силы, чтобы не терять из виду отступающих французов. Шанзи потерял свыше 25 000 человек убитыми и попавшими в плен, а еще вдвое больше дезертировали, но он не позволил этому хоть как-то повлиять на свой план. Шанзи двинулся в Алансон не только с целью отступления, а чтобы иметь возможность снова наступать на Париж, и, лишь следуя категорическому требованию Гамбетты, он согласился изменить направление марша и 13 января отойти на запад к Лавалю. Там он снова начал неустанно планировать наступление своих войск – морально опустошенной, голодной, мятежной орды, которую и армией назвать было трудно. Шанзи продолжал заниматься своими планами, а тем временем был подписан акт о перемирии.

Поражение при Ле-Мане, как и при Орлеане, ничуть не охладило пыл Гамбетты. Он считал, что Париж еще протянет до конца месяца, что стратегия Бурбаки скоро возымеет эффект и что армиям провинций следует теперь, как не уставал повторять Шанзи, готовиться к завершающему наступлению по сходящимся направлениям. 17 января Гамбетта в Лавале встретился с командирами армии Шанзи и оттуда морским путем отбыл на север. В Лилле он блистал красноречием:

«Если бы в каждом из вас была та же убежденность, та глубокая страсть, как у меня, не потребовалось бы этих недель и месяцев на разгром армии вторжения: крушение Пруссии было бы немедленным, поскольку что могли бы сделать 800 000, невзирая на их организованность, против 38 миллионов решительно настроенных французов, которые поклялись победить или умереть?»

Но для подобных увещеваний и призывов было слишком поздно. Нейтральные наблюдатели не могли не заметить, что речи Гамбетты больше не вдохновляют, и Тестелен, республиканский комиссар на севере страны, заявил ему с жестокой откровенностью, что «страна готова считать республику вместе с вами ответственными за понесенные ею беды и броситься в ноги первому, кто принесет ей мир».

Тестелен, говоря это, вероятно, не поскупился на эмоции, поскольку армия Федерба незадолго до этого провела самое крупное из всех, выпавших на ее долю, сражение и потерпела в нем самое сильное из всех поражение. После того как немцы оставили Бапом, Федерб держал свои силы в готовности между Бапомом и Альбером, в то время как Гёбен, сменивший 8 января Мантейфеля на посту командующего 1-й армией, оставался южнее Соммы. Федерб вновь был втянут в бои – по требованию Фрейсине он должен был предпринять ложный маневр, чтобы помочь гарнизону Парижа сосредоточить свои войска для последней попытки прорыва. Ему не обязательно было сокрушать немцев, а только как можно сильнее припугнуть их. Наступление на Амьен или на юг, на сам Париж вызвало бы только фатальное столкновение с основными силами немцев, но, нанеся удар в юго-восточном направлении, на Сен-Кантен и долину Уазы, он получил бы возможность уклониться от Гёбена, серьезно нарушить коммуникации немцев и возвратиться в свои крепости, вообще не ввязываясь в бои с 1-й армией.

Это был хороший и умный план, но весьма сложный для выполнения. Немногие пригодные для передвижения дороги, шедшие в юго-восточном направлении от Бапома и Альбера, проходили через Перон, и падение Нерона оставляло Федербу лишь немногие посредственные узкие дороги (едва ли не тропы) для переброски войск. Северный изгиб Соммы между Амьеном и Амом служил для немцев надежным оборонительным рубежом и вынуждал французов совершить долгий марш через их фронт, весьма небезопасный с точки зрения даже действий здесь лучших сил и наличия лучших дорог. Наконец, у Федерба теперь был куда более грозный соперник, чем Мантейфель. Гёбен был весьма опытным и умелым командующим, спокойным и здравомыслящим, как и сам Мольтке. Он сосредоточил свои силы за Соммой, чтобы быть готовым двинуться в любом направлении, и смело использовал для разведки кавалерию. 15 января он по интенсивности французской разведки определил, что назревает нечто, и предупредил Мольтке. 16 января французская колонна подошла от Камбре и окружила слабо охранявшийся город Сен-Кантен, а на рассвете 17 января донесение кавалерийского разведывательного патруля о том, что Альбер пуст, доказало, что это не был просто отвлекающий маневр: Федерб действительно двигался на юго-восток. И Гёбен также двинулся на восток перехватить его, сосредоточив силы между Пероном и Амом. В его распоряжении были четыре пехотные дивизии и одна кавалерийская. Кроме того, Мольтке направил к нему бригаду саксонцев, сняв его с кольца окружения Парижа, и принял меры, чтобы 13-й корпус взял на себя оборону Руана, позволил Гёбену также вывести оттуда большую часть своих войск. Убедившись, что упомянутые подкрепления на подходе, Гёбен счел возможным навязать бой армии численностью 43 000 человек.