Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [117]

10 октября с 28 000 солдат и 160 орудиями он атаковал позиции французов. К полуночи в ночь на 11-е число он прорвался через французскую линию обороны и захватил город Орлеан со всеми его складами. В качестве трофея немцы завладели и огромным количеством подвижного состава, оставив французов практически ни с чем. Гамбетта сразу потребовал отдать под трибунал генерала де Ла Мотт-Ружа. Офицеры военного министерства с трудом убедили его в нежелательности подобной меры, и Гамбетта довольствовался тем, что снял де Л а Мотт-Ружа с должности командующего, заменив его на этом посту престарелым (66 лет) генералом д’Орелем де Паладином.

Д’Орель де Паладин командовал дивизией еще в Крыму и был прекрасным солдатом, каких было немало во Франции, – простой в общении, религиозный, храбрый, с аурой истинного командира, проявившейся едва он принял командование над деморализованными войсками, собравшимися в географической области Солонь южнее Луары. Д’Орель де Паладин перебросил их в безопасное место – в Сальбри в 53 километрах от немцев в Орлеане – и вплотную занялся восстановлением доверия и дисциплины в армии, которая успела растерять и то и другое. Надо сказать, генерал в этом преуспел. Умиротворяющая рутина четко организованной лагерной жизни, возымевшие положительный эффект наказания проштрафившихся и несговорчивых[40], доступность командующего, объездившего все полки соединения, где он выступал с лаконичными обращениями к личному составу, в которых напоминал им об армейских традициях, и вводил в курс дела относительно стоявших перед войсками на тот или иной момент задач – все это способствовало превращению неуправляемой и деморализованной массы в дисциплинированную армию, на которую уже можно было опереться. Наряду с качествами истинного солдата и командира уместно отметить и подвижнический пыл д’Ореля де Паладина, его преданность армии. В возрожденной Луарской армии появились капелланы, что было восторженно принято поступившими на армейскую службу крестьянами. Под командованием д’Ореля де Паладина новая армия, дисциплинированная и набожная, стала приобретать большую часть признаков войск ancien regime.

Разумеется, Гамбетта и Фрейсине были менее всего заинтересованы в армии как в источнике неприятностей, однако без конфликта было не обойтись. В генерале д’Ореле де Паладине профессионально обусловленная неприязнь к политикам сочеталась с антипатией ревностного католика к республиканизму. Гамбетта и Фрейсине были молодыми, энергичными, уверенными в себе доктринерами. Их умы формировали легенды 1792 года, когда, как им казалось, энтузиазм и беспощадность, типичные для молодых людей, какими были они сами, возобладали над нерешительностью и не всегда оправданной лояльностью кадровых военных и помогли им одержать победы там и тогда, когда это было, казалось, невозможно. Кроме того, они были одержимы как можно скорее снять осаду с Парижа. De I’audace, de I’audace, toujours de I’audace¹ – это была формула, которая однажды спасла Францию, и они не сомневались, что спасет снова. Таких, как Гамбетта и Фрейсине, профессиональная осмотрительность бывалого генерала приводила в дикую ярость, куда даже сильнее, чем его политический антагонизм. Для д’Ореля де Паладина их отношение к нему лично и к армии под его командованием служило источником сильного раздражения, куда более сильного, чем даже то, которое вызывали в нем их нелепые требования. Гамбетта был отвратителен с его вечным эгалитаризмом, но д’Орелю де Паладину приходилось постоянно сталкиваться не с ним, а именно с Фрейсине, и именно к нему генерал и воспылал ненавистью. Конфликт между военным-консерватором и радикальным политиком обострился настолько, что порой вызывает удивление, как оба вообще могли вырабатывать и осуществлять на практике общую стратегию.

Местоположение Делегации в Туре и ее сосредоточенность на скорейшем деблокировании Парижа подтверждали факт того, что центр французского сопротивления располагался в низовьях Луары. Из этого центра на север и восток страны полумесяцем изогнулись два неравных крыла, частично окружавшие осаждавших Париж пруссаков, что, вероятно, открывало возможности более гибкой стратегии. Левое крыло протянулось через базы в городах Ле-Ман, Руан и Амьен и опиралось на крепости у северной границы. Правое крыло неравномерно простиралось через верховья Луары и департамент Кот-д’Ор до долины Соны и города Дижон, а оттуда к уцелевшим крепостям Безансон, Бельфор и Лангр и до гористой местности Вогез.

На обоих крыльях французы могли рассчитывать на определенные преимущества. Вогезы, в частности, обеспечивали идеальное прикрытие для «вольных стрелков» – куда лучшее, нежели равнинные и густонаселенные районы Северной и Центральной Франции. Силы, действующие там, представляли угрозу железнодорожной линии Страсбург– Париж, яремной вене прусских войск, сосредоточенных вокруг Парижа, а также держали в страхе жителей великого герцогства Баден перед набегами из-за Рейна. Преимущества этого восточного театра военных действий изначально высоко оценивал военный министр Трошю, а также способный и педантичный генерал Ле Фло, одним из первых шагов которого после вступления в должность стала отправка бригады регулярной пехоты для обеспечения своего рода костяка операций «вольных стрелков» в Вогезах. Командующим силами, сосредоточенными в этом районе, он назначил генерала Камбриеля, получившего тяжелое ранение в голову во время сражения в составе Шалонской армии, из-за которого немцы освободили его из плена по завершении Седанской битвы (генерал сумел бежать из плена. –