Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [115]

Наконец Базен завершил картину позора своей армии, отказавшись даже от почетных условий капитуляции, которую неожиданно предложили пруссаки. Французы получили бы возможность маршировать в плен строем, бок о бок, под звуки оркестра и с офицерами верхом во главе колонны. Как объяснял потом пруссакам явно сконфуженный Жаррас, Базен принял бы упомянутые достойные условия, но только в том случае, если бы немцы все же отказались их выполнить: сославшись, к примеру, на непогоду. Более поздние объяснения Базена лишь ухудшили отношение к нему. Войска явно не годились для подобных спектаклей, их боевой дух был сломлен задолго до капитуляции, да и неизвестно чем бы это все кончилось, пройдись они при оружии перед пруссаками. Трудно удержаться от мысли, что больше всего он опасался за себя – командира, которого солдаты толком и не видели с самого начала осады и чья некомпетентность послужила причиной того, что они оказались в плену. Поэтому 29 октября, то есть в день сдачи крепости, он в одиночестве незаметно прокрался к немецким аванпостам. Раньше вечера его не ждали, и Базен провел весь день на вилле в пригороде, созерцая сад под непрерывным дождем. Таков был финал трагедии человека, единственной положительной чертой характера которого было бесстрашие, не столь часто встречавшееся даже среди французских солдат, финал, состоявший в том, что этот не знавший страха человек в последнюю минуту сплоховал.

Нельзя всерьез обвинять одного только Базена в самом факте капитуляции. С армией, которой отвели роль агнца на заклание, никакого иного решения и быть не могло. И при этом трудно понять, какой цели послужила бы попытка прорыва, если единственная армия, способная кардинально изменить обстановку в лучшую сторону, была разгромлена и пленена в Седане. Именно по этим двум различным пунктам он и должен был ответить. Первое – за свою неспособность настоять на своем плане прорыва в августе, когда его армия была целехонька, а Мак-Магон (и Базен знал об этом) уже спешил к нему на подмогу, и второе – за свою неспособность уже после Седана принять решение, то ли рассматривать армию как военный актив на службе правительства национальной обороны, то ли использовать ее как инструмент для наведения внутреннего порядка и установления международного мира. Его долг француза требовал действовать согласно второму варианту, то есть организовать оборону так, чтобы армия оставалась армией и таким образом как можно дольше умеряла бы пыл Фридриха Карла. Прибегнув к более экономному рационированию провианта в войсках и в самом городе с того самого дня, когда новость о Седане стала известна, Базену, вероятно, удалось бы продлить сопротивление по крайней мере до середины ноября. Поступи он так, весьма вероятно, что Мольтке был бы вынужден снять часть сил из-под Парижа и бросить их против французских войск у Луары, и операция Трошю из Парижа, возможно, произошла бы в этом случае при куда более благоприятных условиях. Аннулирование заключительного военного решения было маловероятно, но провал французов не был бы столь позорным, их военные активы, более или менее разумно распределенные, – все это заметно укрепило бы их позиции в ходе мирных переговоров. И в качестве альтернативы – если Базен считал, что революция 4 сентября освободила его и его армию от всех обязательств в отношении французского правительства, – он должен был действовать еще более решительно и даже жестко. Окажись на его месте командующий, сочетавший в себе патриотизм Дюмурье с умом Талейрана, он, возможно, сыграл бы заметную и отнюдь не постыдную роль в трагедии крушения Франции. А вышло так, что неуверенность Базена придала всем его попыткам столь смехотворный и жалкий характер, как и его военным успехам, в лучшем случае вызывавшим сочувствие. А он, невзирая ни на что, все же достоин нашего сочувствия. Да, другие военные уже после него вынуждены были сталкиваться с обстоятельствами, требовавшими принятия отнюдь не простых решений, но куда менее мучительными, и мало кто из них, пройдя сквозь выпавшие на их долю испытания, оправдал доверие и сохранил репутацию. В конечном итоге они во многом повторили участь маршала Базена.

Глава 8 Сражения за Орлеан

Кульмье

Капитуляция Меца и Рейнской армии 29 октября ознаменовала завершение кампании, которую король Пруссии и его союзники начали в июле против Второй империи. Король и его военные советники могли гордиться поразительным фактом, что вся войсковая группировка, выставленная Наполеоном III против немцев, за исключением горстки людей, либо погибла, либо оказалась в плену. В истории современной Европы не было прецедентов подобной победы, и не приходится удивляться тому, что Пруссия была обязана ею тем, кто стоял во главе государства. Прусское правительство недвусмысленно заявило, что у него не было намерений отказываться от крепости, которая впредь должна была быть включена в систему обороны Германии на западе, и король решил отметить победу, присвоив звание фельдмаршала Фридриху Карлу и кронпринцу Фридриху Вильгельму, а Мольтке пожаловав графский титул.