Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [105]

Довольно быстро вокруг Меца была создана линия укреплений, периметром 40 километров, благодаря прусской дотошности и усердию фактически неприступных и на правом берегу Мозеля, и на левом. Все дороги были забаррикадированы, каждая деревня была превращена в небольшую крепость и связана ходами сообщения с соседними, каждый лесной массив был либо защищен завалами деревьев, либо изрезан просеками, вырубленными с целью обеспечения возможности ведения огня. Повсюду были прорыты траншеи для стрелков и для обеспечения поддержки, на тщательно выбранных территориях оборудованы артиллерийские позиции для полевых орудий. Были изменены направления старых дорог, проложены новые, упрочнено их покрытие, через Мозель были переброшены дополнительные мосты, все наиболее крупные штабы связали телеграфные линии, были возведены и обустроены наблюдательные пункты и башни световой сигнализации, отстоявшие через равные интервалы друг от друга по всему периметру, а главная железнодорожная линия от Парижа до Рейна в районе крепости была перенесена таким образом, чтобы проходила за пределами линий укреплений. Поскольку все места расквартирования вблизи позиций были до отказа забиты войсками, условия проживания личного состава стали невыносимыми. Сначала деревни были переполнены ранеными – и пруссаками, и французами, – и первые вынуждены были соорудить лачуги из хвороста, которые едва защищали от осеннего холода и дождей. Рационы были крохотными до тех пор, пока интендантская служба не дождалась, наконец, когда привели в порядок железную дорогу и она стала функционировать в более или менее нормальном режиме. Сказались и последствия набегов солдат на сады и огороды долины Мозеля – произошла вспышка дизентерии, диареи и других желудочно-кишечных заболеваний. В целом состояние здоровья войск вызывало серьезную тревогу прусских властей. Многие их биваки располагались вокруг Гравлота и Аманвиллера, где поля были усеяны тысячами разлагавшихся трупов, едва присыпанных землей, которая в результате ливней следующих нескольких недель оказалась смыта, что также оказало пагубное воздействие на физическое здоровье и боевой дух немцев. Поэтому пруссаки стали все больше и больше солдат бросать на работу, следя при этом за добросовестным ее выполнением, – на рытье могил, строительство лачуг для временного проживания и укрепление стенок траншей камнем. Дожди затянулись не на одну неделю, и в войсках, принимая во внимание страшную скученность, росло недовольство, но поскольку раненых и тажелобольных отправляли в Германию и в связи с этим высвобождались здания и помещения для войск, а также вследствие улучшения питания и функционирования почты, благодаря чему солдаты стали получать письма из дома, можно было говорить о заметном улучшении условий проживания солдат Фридриха Карла, в то время как жизнь французских солдат армии Базена в крепости ухудшалась.

Французская армия, отступившая в Мец 19 августа, хотя и срочно нуждалась в отдыхе, пополнении личным составом и переформировании, не чувствовала себя побежденной. Лишь 6-й корпус и правое крыло 4-го корпуса понесли серьезные потери в ходе сражения при Сен-Приве – Гравлоте, и планы Базена в какой-то степени проливали свет на то, что беспорядочное отступление французов на самом деле было запланировано. Оставшаяся часть войск, осознавая, что сражалась достойно и к тому же добилась успехов (понеся меньшие потери, нежели противник), отступала, причем явно не понимая почему, и дожидалась возможности снова сразиться с противником. Нехватка вооружений и боеприпасов была вскоре восполнена за счет резервов, в беспорядке складированных вокруг станции в Меце. 21 августа командующие корпусами рассылали в вышестоящие штабы безудержно оптимистичные отчеты о состоянии своих корпусов. Единственное, что вызывало их беспокойство, так это нехватка офицеров, а в корпусе Фроссара она крайне отрицательно повлияла на состояние воинской дисциплины и боевой дух личного состава, в то время как Лебёф откровенно указывал на то, что в его корпусе офицеры были «настроены в известной степени критически, что, впрочем, естественно». Но в целом войска не имели каких бы то ни было планов на будущее. Базен, как они полагали, разгромил немцев при Коломбее и Вьонвиле и возвратился в Мец лишь ради того, чтобы завершить свой хитроумный маневр.

Но вот в чем именно состоял этот маневр, не знал никто. Базен, уединившись у себя в ставке в зажиточном пригороде Сен-Мартен, ни с кем обстановку не обсуждал, даже со своими командующими корпусами, и дисциплинированные генералы, выпестованные в наполеоновских традициях, ничего подобного от Базена не ожидали. Даже сегодня нелегко разобраться в руководивших Базеном мотивах, да и все его попытки оправдаться, сочиненные им много лет спустя, не могут служить внятным их объяснением, но не имеется и доказательств тому, что маршал, при наличии соответствующей возможности, не предпринял бы попытку прорыва. Верно, что пруссаки перекрыли путь на запад, но ведь оставалось еще два варианта: направиться к северу, как он первоначально и предполагал, и соединиться с Мак-Маго-ном через Монмеди и Седан. Или же прорываться на юг, перерезая линии коммуникаций немцев, и закрепиться на плато Лангра, что позволило бы маршалу беспрепятственно получать все необходимое благодаря войсковому подвозу с юга и с запада страны. Этот последний план был наиболее дерзким и сулил наибольший успех, и именно этот план Мольтке считал наиболее вероятным, но его выполнение потребовало бы и мужества, и решительности, и ясного плана действий, однако маршал Базен ничем из перечисленного не обладал. Согласно полученным им от императора приказам, ему предстояло соединиться с Шалонской армией, что возможно было осуществить, лишь прорвавшись на север, и 23 августа он пробился бы к Наполеону III через все еще слабо обороняемые линии пруссаков в нижнем течении Мозеля. В одном из донесений сообщается о намерении «предпринять марш, о котором я говорил прежде, – через северные крепости с тем, чтобы не рисковать понапрасну