Франкенштейн - [58]

Так прошло больше часа, когда мне вдруг пришло в голову – каким потрясением для Элизы может оказаться мой поединок с чудовищем, которого я ждал с таким нетерпением. Я обратился к ней и стал умолять, чтобы она поднялась в отведенные нам покои, а сам решил не возвращаться туда до тех пор, пока окончательно не выясню, здесь ли мой враг и каковы его намерения.

Наконец, уступая моим просьбам, Элиза удалилась, а я принялся бродить по гостинице, обыскивая каждый закоулок коридоров и все неосвещенные места, которые могли бы послужить укрытием для монстра. Однако никаких признаков его присутствия обнаружить мне не удалось, и я начал было подумывать, что какая-то случайность – на мое счастье – помешала чудовищу настичь нас в Эвиане.

В это мгновение раздался пронзительный нечеловеческий вопль. Он доносился из покоев, в которые отправилась Элиза. И не успел он смолкнуть, как я понял все. Силы оставили меня, оцепенение сковало тело, редкие удары сердца зазвучали в ушах, как звук погребального колокола. Спустя несколько секунд вопль повторился, и я стремглав бросился на помощь…

Всемогущий Господь! Почему мне не было дано умереть в тот страшный час?! В покоях мне открылось жуткое зрелище: моя Элиза неподвижно лежала поперек кровати, голова ее свисала вниз, а искаженные ужасом черты были наполовину скрыты упавшими на лицо волосами. Сама поза говорила о том, что жизнь покинула ее, – безжалостный убийца, сделав свое дело, отшвырнул бессильное тело, словно сломанную игрушку, на нетронутое брачное ложе.

Вы спросите, как я мог после этого остаться жить. Что на это сказать… Жизнь – упрямая вещь и держит нас тем крепче, чем сильнее мы ее ненавидим. Но в ту минуту я лишился чувств и рухнул на пол рядом со своей возлюбленной.

В себя я пришел в окружении хозяина гостиницы, горничных и постояльцев. На их лицах были написаны изумление и неподдельный ужас, но это было лишь тенью тех чувств, которые буквально разрывали меня на части. Превозмогая слабость, я направился в комнату, где лежало тело Элизы, моей возлюбленной, которая еще недавно была жива и полна любви ко мне. Ее успели уложить на постель; теперь голова моей жены покоилась на подушке, лицо и шея были прикрыты платком, и невольно казалось, что она просто дремлет.

Я бросился к ней и схватил в объятия. Но безжизненный холод, исходивший от той, которую я так нежно любил, дал знать, что передо мной уже не Элиза, а всего лишь мертвое тело. Только сейчас я заметил на ее шее отчетливые отпечатки стальных клешней демона.

В отчаянии я склонился над ней, не в силах отвести глаз от этих роковых знаков, а когда поднял голову, заметил, что вся комната озарена бледным светом луны, вышедшей из-за туч. Ставни были раскрыты настежь, и с неописуемым чувством леденящего ужаса я увидел за окном ненавистную фигуру демона, который являлся мне в бреду и наяву. Лицо монстра было искажено насмешливой гримасой, корявый палец громадной руки глумливо указывал на труп моей жены.

Я опрометью метнулся к окну, выхватил пистолет и выстрелил. Однако он успел отпрянуть, прыгнул в сторону и с невероятной быстротой понесся к берегу озера. Там он бросился в воду с невысокой скалы, и все затихло.

На звук выстрела в комнату вбежали люди. Я указал направление, в котором скрылся убийца, и мы, поспешно погрузившись на шлюпки, отправились в погоню – все было напрасно, не помогли даже рыбацкие сети, которые мы не раз забрасывали, чтобы преградить путь чудовищному пловцу. Спустя несколько часов нам пришлось вернуться, потеряв последнюю надежду, причем многие из моих добровольных помощников решили, что появление монстра – всего лишь плод моего потрясенного воображения. Однако, выйдя на сушу, они разделились на группы и принялись во всех направлениях обшаривать окрестные леса, поля и виноградники.

Я хотел было отправиться с ними, но едва отошел от гостиницы, как голова моя закружилась, я начал шататься, словно пьяный, в глазах у меня потемнело, и я почувствовал лихорадочный жар. В таком состоянии я не мог и шагу ступить, добрые люди унесли меня в гостиницу и уложили в постель. Я едва сознавал окружающее, глаза мои блуждали, мысли путались.

Лишь спустя несколько часов я пришел в себя, поднялся и, держась за стены, почти инстинктивно добрался до комнаты, где лежало тело моей возлюбленной. Вокруг нее собрались женщины, многие из них плакали, и мои слезы присоединились к их слезам, когда я опустился на колени перед той, что была моей Элизой.

За все это время в голову мне не пришло ни одной ясной и отчетливой мысли. Смутные образы – отражения моих несчастий, словно вражеские полчища, целиком захватили мою душу. Я погружался в сумеречный океан ужаса. Гибель Уильяма, казнь Жюстины, убийство Анри Клерваля и, наконец, смерть Элизы… И кто мог бы меня убедить, что именно в эту минуту остальным моим близким, тем немногим, кто еще оставался в живых, не грозит смертельная опасность? Как знать, быть может, мой отец сейчас гибнет в лапах обезумевшего демона, а брат Эрнест уже лежит, бездыханный, у его ног?

Эта картина заставила меня вздрогнуть и подтолкнула к действию. Я вскочил на ноги с одной мыслью: как можно быстрее вернуться в Женеву.