Франкенштейн - [60]

– Итак, речь идет о существе, которое не является человеком в полном смысле этого слова. Но это не значит, что оно неподсудно, и в ваших силах, господин судья, принять меры к тому, чтобы цепь этих адских злодеяний была бы наконец разорвана!

Этот мой призыв вновь вызвал перемену в лице судьи. До сих пор он слушал мою исповедь, как слушают рассказы о всевозможных загадочных или сверхъестественных явлениях; однако, когда я потребовал, чтобы он начал действовать как представитель закона, к нему вернулись прежние сомнения. Стараясь немного успокоить меня, судья проговорил:

– Я бы с огромной охотой оказал вам любую помощь в поимке преступника, но ведь существо, о котором вы поведали, обладает силой, многократно превосходящей человеческую. Оно, по вашим словам, способно жить в недоступных пещерах и берлогах и невероятно выносливо и неприхотливо. Кроме того, с момента совершения преступлений прошло уже несколько месяцев, и откуда нам знать, куда могло направиться чудовище и где оно сейчас обитает!

– Я ни на минуту не сомневаюсь в том, что монстр кружит где-то неподалеку, готовя новые злодеяния; его убежище в Альпах. А если это так, то почему бы не устроить на него облаву и не уничтожить, как опасного горного хищника? Но я, кажется, угадываю ход ваших мыслей, господин судья. Вы все-таки не доверяете моему рассказу и ищете причины, чтобы ничего не предпринимать! – с гневом произнес я.

Судья выглядел смущенным.

– Нет, господин Франкенштейн, вы ошибаетесь, – возразил он. – Я предприму все, что в моих силах, но вы должны понять и мои колебания. Посмотрите на вещи трезво: судя по вашему описанию, изловить и достойно покарать это чудовищное существо практически невозможно. И, боюсь, несмотря на все усилия, нас ждет впереди только разочарование.

– Я не буду вас переубеждать, сударь, так как вижу, что это совершенно бесполезно. Вы отказываетесь мне помочь. В таком случае для меня остается только один путь: посвятить весь остаток своей жизни уничтожению убийцы, которого я же и создал. Я не нахожу себе места, когда думаю о том, что он до сих пор жив и насмехается над нами. Месть – скверное чувство, но, кроме нее, у меня на этой земле больше ничего не осталось!..

Я весь дрожал от мучительного напряжения и горечи; должно быть, в том, что я говорил, звучала немалая доля безумия, и женевский судья расценил мое возбуждение и ярость как отголоски еще не вполне излеченной душевной болезни. Он попытался успокоить меня, словно малого ребенка, и про себя уже окончательно решил, что все, сказанное мною, – не что иное, как сложный и внешне убедительный, но все-таки болезненный бред, маниакальная идея, захватившая измученную утратами душу.

Я покинул его дом, крайне раздраженный и взволнованный. В голове моей роились всевозможные замыслы, но я был не в том состоянии, чтобы разумно и спокойно мыслить. Ярость ослепляла меня, но жажда мести придала мне сил и, в конце концов, вернула спокойствие. Я вполне овладел собой и в дальнейшем действовал расчетливо и хладнокровно даже в минуты, когда мне грозила немедленная смерть.

Первым решением, которое я принял в тот день, было навсегда покинуть Женеву. Родной город, где я был счастлив и любим, отныне стал мне ненавистен. Я запасся крупной суммой денег, прихватил с собой несколько драгоценных вещиц, принадлежавших моей матери, и покинул Швейцарию.

Глава 9 Клятва

1

Так начались скитания, которые закончатся лишь с моим последним вздохом. Я объехал сушу и море, испытал все, что выпадает на долю путешественников в пустынях и неведомых горах. Право, не знаю, как иной раз мне удавалось выжить; случалось, в полном изнеможении я падал на землю и молил Бога лишь об одном – послать мне скорую смерть. И только жажда мести не позволяла угаснуть последним искрам жизни в моем теле: я не мог умереть, оставив своего врага живым и невредимым.

Незадолго перед тем как окончательно покинуть Женеву, я бродил в окрестностях города в тайной надежде наткнуться на след монстра. Никакого определенного плана у меня не было, и я даже не представлял, в какую сторону направиться. К тому времени, когда начало смеркаться, я оказался у ворот тенистого старого кладбища, на котором были похоронены мой младший брат Уильям, Элиза и отец. Я вошел за ограду и направился к их могилам.

Вокруг стояла глубокая тишина – ее нарушал лишь шелест листвы, колеблемой легким ветром. Вскоре совсем стемнело, и, как обычно бывает на кладбищах, я почувствовал смутное волнение. Казалось, духи умерших витают здесь, давая знать о своем присутствии едва заметными движениями воздуха и теней.

Скорбь, которую я испытывал, входя сюда, вскоре сменилась сдержанным гневом. Мои близкие были мертвы, а я продолжал жить и дышать; их убийца также разгуливал на свободе и замышлял новые злодеяния, и я был обречен влачить опостылевшее существование только для того, чтобы рано или поздно его уничтожить.

Я опустился на колени в густой траве, поцеловал землю и произнес:

– Клянусь этой освященной землей и тенями, витающими вокруг, клянусь моим глубоким и безутешным горем; клянусь тобою, ночь, и силами, которые тобой повелевают, что буду преследовать демона, причину моих несчастий, пока дышу и могу двигаться. Ради этого я найду силы жить; ради жестокой сладости отмщения я готов еще долго смотреть на солнце и топтать траву, хоть и нет для меня в этом никакой радости. О души усопших и вы, духи мести! Помогите мне, направьте меня! И пусть проклятое чудовище узнает вкус страданий и отчаяния, какие выпали на мою долю!..