Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера - [26]

Примечательно, что, насколько нам позволяют судить источники, роль Петра в разработке этих регламентов была минимальной и совершенно пассивной. Нельзя сказать, конечно, что документы эти создавались помимо воли царя: мы видим, что он знакомился с ними и в целом одобрял их. Однако у нас нет прямых свидетельств того, что он инициировал их создание, давал какие-то установки касательно их содержания, участвовал в их редактировании. Можно было бы предположить, что эти документы и не были утверждены государем, что Сент-Илер просто направлял их Петру, а тот отмахивался от пустых бумажек неуемного прожектера. Но нет: пересылая «Инструкцию» в начале 1719 г. сменившему Матвеева во главе академии Григорию Григорьевичу Скорнякову-Писареву, Адмиралтейство отмечало, что «пункты» эти «состоялись за собственною Его царского величества рукою». Таким образом, факт подписания документов Петром имел место — во всяком случае, Адмиралтейство официально считало их утвержденными монархом. Показательно, однако, что Скорняков тем не менее впоследствии счел возможным подвергнуть их собственному «рассмотрению», объявив, что многие из них нуждаются в корректировке, и предложить в результате обновленную версию{137}.

В октябре, судя по всему, началась практическая деятельность академии. И.И. Неплюев вспоминал, что 1 октября 1715 г. его, в числе других учеников Нарвской школы, перевели «в школу в Санкт-Петербург, которой школы был содержателем француз Баро», т.е. Сент-Илер; Неплюев 137 уточняет, что «оная была под ведением адмирала Федора Матвеевича Апраксина и генерал-майора и обер-штер-кригс-комиссара Григорья Петровича Чернышева; потом она поручена была Андрею Артамоновичу Матвееву. В той школе было нас обучающихся 300 человек»{138}. Из документов мы видим, что барон действительно принимает участие в академических делах— во всяком случае, подписывает бумаги: за его рукой уходят доклады в Адмиралтейство о том, что многие недоросли неграмотны, бумаги об отправке таких неграмотных в Новгород в школу при тамошнем епископском доме, об отчислении совершенно неспособных («во учении быть невозможно») недорослей, и т.д.{139} 8 октября в Академии, похоже, побывал Петр (в тот день «Его величество был в Адмиралтействе, и в школах»), визит повторился 3 ноября («Его величество был во академии, срисовали человека»){140}. Это единственные известные нам случаи, когда источники фиксируют посещение Петром Морской академии в этот период.

Наконец, в самом начале 1716 г., перед своим отъездом в большое заграничное путешествие, Петр назначил президентом академии графа А. А. Матвеева. Говоря объективно, это назначение являлось несомненным нарушением заключенной с Сент-Илером капитуляции, прямо устанавливавшей, что директор Морской академии подчиняется непосредственно царю и генерал-адмиралу. В принципе, для Петра было довольно обычным подобное безразличие к им же самим ранее установленным правилам и взятым на себя обязательствам: документы того времени полны жалоб иностранцев, тщетно пытающихся добиться выполнения царем заключенных с ними «капитуляций». В данном случае можно предположить, что дополнительную роль сыграло раздражение Петра сентябрьскими предложениями Сент-Илера. С другой стороны, сильно ухудшились и придворные позиции авантюриста. На фоне параллельно протекавших беременностей царской супруги Екатерины Алексеевны и кронпринцессы Шарлотты отношения между дамами осложнились: кронпринцесса уверяла, что люди, посещавшие ее двор, впадали в немилость у царицы{141}. Если это и в самом деле было так, то логично предположить, что подобные трения должны были сказаться и на положении Сент-Илера. В ноябре кронпринцесса Шарлотта скончалась после родов: в результате он и вовсе потерял своего ключевого патрона при дворе. Труднее сказать, могли ли тут сказаться какие-то разоблачения авантюриста со стороны недавно вернувшегося в Россию Матвеева: судя по всему, осень 1715 г. граф провел в Москве, пытаясь поправить свои хозяйственные дела{142}. Нет уверенности, что и сам Матвеев в этот момент пользуется большим расположением Петра: как кажется, царь мог быть не вполне доволен результатами его дипломатической миссии в Вене. В переписке, во всяком случае, граф начинает вспоминать о прошлом барона лишь позднее, осенью 1716 г.

Назначение Матвеева было сделано Петром в его фирменном неформальном стиле: не сохранилось никакого письменного указа на этот счет. Более того, похоже, что сам Матвеев узнал о нем от Сент-Илера («вы, мой господине, сами вы указ тот нам объявляли», напишет он позднее), и подтверждение этому решению существовало лишь в виде приказа за подписью Апраксина: в дальнейшем мы увидим, как раздражается граф, когда авантюрист требует от него предъявить письменный указ, подтверждающий полномочия президента{143}. Сильно уязвляло Матвеева и большое жалование, которое получал Сент-Илер, при том что ему самому жалованья установлено не было вовсе. Не было предусмотрено, разумеется, и никакого формального и четкого распределения полномочий между «президентом» и «директором». Все это не могло не подталкивать двух руководителей академии к конфликту вне зависимости от личных качеств Сент-Илера.