Французская революция - [21]
День спустя почин в реализации этой идеи положил еще один член Бретонского клуба – виконт де Ноай, тридцати трех лет. Молодые легче расставались с прошлым. Опыт жизни при Старом порядке был у них относительно невелик, и они не так остро испытывали эмоциональную связь с ним, как люди старшего возраста. Вечером 4 августа де Ноай поднялся на трибуну Учредительного собрания и предложил для успокоения бунтовщиков ликвидировать сословные привилегии. Следом выступил д’Эгийон, призвав ввести равное для всех налогообложение и отменить – за выкуп – сеньориальные права. Затем к трибуне потянулись и другие представители светской и духовной аристократии. В порыве великодушия они отказывались от исключительного права на охоту, сеньориальных судов, церковной десятины, провинциальных и муниципальных привилегий и т. д. Это удивительное заседание, вошедшее в историю как «Ночь чудес», закончилось под утро присвоением Людовику XVI титула «Восстановитель французской свободы».
Единственным оратором, чьи слова тем вечером прозвучали диссонансом общему настроению, оказался известный философ, журналист и экономист эпохи Просвещения, 50-летний Дюпон де Немур. Неоднократно выступая до Революции с критикой прежней, несправедливой системы налогообложения, он на сей раз, однако, заявил, что с мятежами лучше бороться не уступками, а строгим применением власти. Впрочем, его призыв не встретил понимания у коллег.
Следующая неделя, с 5 по 11 августа, ушла на то, чтобы отлить декларативные призывы «Ночи чудес» в четкую форму нормативных актов. Согласно принятым в те дни декретам, сеньориальные повинности, которые являлись наследием личной зависимости – барщина и право «мертвой руки», а также исключительные права охоты и содержания голубятен, отменялись безвозмездно. Остальные повинности ликвидировались за выкуп. Также отмене подлежали все сословные и местные привилегии, продажа должностей, сословные ограничения на доступ к военной и гражданской службе. Комплекс всех этих мер подорвал социальную основу Старого порядка.
Декларация прав человека и гражданина
Подведя таким образом итог «Ночи чудес», депутаты Учредительного собрания переключились на составление программного документа, который должен был предварять будущую конституцию и содержать те основополагающие принципы, на которых ее предстояло построить. Принять подобный акт Мунье предложил еще в начале июля. По аналогии с американской Декларацией независимости этот текст тоже решено было назвать декларацией – Декларацией прав человека и гражданина. Неудивительно, что первым свой проект такого документа подготовил Лафайет, хорошо знакомый с американским опытом. Однако затем июльские события отвлекли Учредительное собрание от подготовки Декларации, и только 12 августа оно вновь вернулось к ней, сформировав специальный комитет для выработки окончательного текста на основе всех поступивших к тому времени проектов.
С 20 по 26 августа Собрание статью за статьей – всего 17 – приняло Декларацию прав человека и гражданина, которая провозглашала верховный суверенитет нации, естественные и неотъемлемые права каждого на личную свободу, собственность, безопасность и сопротивление гнету, утверждала презумпцию невиновности, свободу слова и совести. Декларацией также устанавливалось равенство граждан перед законом и объявлялось о ликвидации всех наследственных и сословных отличий, дворянских титулов, цехов и корпораций, торговли должностями.
Принятием Декларации прав человека и гражданина Учредительное собрание закрепило ликвидацию социального базиса Старого порядка, начатую декретами 5–11 августа 1789 года. Неудивительно, что король отказался ее санкционировать, как, впрочем, и августовские декреты.
«Левые» и «правые»
Отказ короля утвердить решения Учредительного собрания побудил депутатов задуматься над тем, какие пределы королевской прерогативы следует установить в будущей конституции. Станет ли королевское вето означать абсолютный запрет на принятый Национальным собранием закон или только отсрочку на его вступление в действие? Между депутатами развернулись острые дебаты на сей счет. К числу сторонников абсолютного вето принадлежали даже некоторые влиятельные фигуры «патриотической партии», например Мунье. Тем не менее большинство пошло за сторонниками отлагательного вето, которое и было закреплено за королем.
Вместе с тем данная дискуссия имела еще одно последствие. Именно в ходе нее возникла та пара понятий, что обозначают сегодня противоположные края политического спектра и составляют неотъемлемую часть политического лексикона наших дней, а именно «левые» и «правые». При обсуждении вопроса о вето короля постепенно произошло пространственное разделение депутатов по политическим пристрастиям: сторонники Декларации прав и отлагательного вето стали садиться по левую сторону от председателя, а их оппоненты и, соответственно, сторонники абсолютного вето – по правую.
У историков нет однозначного объяснения того, почему сложилось именно так. Возможно, это произошло потому, что правую сторону традиционно занимало духовенство, значительная часть которого, включая высших иерархов церкви, принадлежала к числу сторонников короля. Позднее некоторые из депутатов, составлявших в Собрании правое меньшинство, вспоминали, что они старались держаться ближе друг к другу, чтобы избежать психологического давления со стороны революционно настроенного большинства, которому они подвергались, находясь в окружении своих политических противников.
