Французская литературная сказка XVII – XVIII вв. - [38]

Подобных нет и у морских сирен.

Одна беда: в чулане за собою

Никак не распустить великолепный трен.

О, счастье созерцать такие превращенья,

Всех женщин во сто крат быть краше и милей!..

Все это дало силы ей

Шесть долгих суток ждать второго воскресенья.

Мы не сказали до сих пор,

Что в той же местности обильной

Держал блестящий птичий двор

Король роскошный и всесильный.

Перепела, коростели.

Индюшки, стрепеты, цесарки,

Фазаны, журавли, павлины и пулярки —

Все размножались и росли

Стадами пестрыми в великолепном парке.

И в этот парк, в отъезжие поля,

Наследник жаловал весьма охотно —

Повеселиться беззаботно

С толпой придворных короля.

То не был принц — фигурка восковая:

Его геройский вид, ухватка боевая

Бросали в битвах в дрожь железные сердца.

Принцесса издали в него уже влюбилась;

Ей все яснее становилось:

Кровь благородного отца

И под ослиной шкурою струилась.

«Как полон взор его величья и огня! —

Она шептала с тайной страстью. —

Как та упьется сладкой властью,

Кто покорит его, пленя!

Ах, если б он любил девиц в ослиной коже, —

Она бы стала лучше и дороже

Всех пышных платьев для меня!»

Однажды этот принц, по ловлям и засадам

Скитаясь вольно на заре,

Набрел на хижину за темным садом,

Разбитым по крутой горе,

И к скважине дверной приник случайным взглядом.

В тот день был праздник на дворе, —

Принцесса тешилась нарядом…

Всю в золоте и жемчугах,

В алмазных брызгах, в солнечных кругах,

Увидел он ее совсем с собою рядом.

Окаменев на полпути,

Охвачен пламенем желанья,

В груди горячего дыханья

Не может принц перевести.

Не красотою он пленился невозвратно:

Румянец свежий, гордый вид

И мрамор царственный ланит

Пленяют мудрого стократно,

Когда, стыдливостью повит,

Весь юный облик сладостно и внятно

О благородстве духа говорит.

Три раза, пламенем неистовым палимый,

Касался принц дверей рукой неумолимой,

Три раза, робостью нежданною объят,

Перед святынею он отступал назад.

И, удалясь затем в дворцовые покои,

Гонимый сладкою тоскою,

Хоть был веселый карнавал,

Не ел, не пил, не танцевал;

К охоте, опере, забавам и подругам

Он охладел, и все замолкло в нем,

Сожженное одним недугом —

Смертельной томности таинственным огнем.

Он спрашивал: как имя той прелестной,

Что так жестоко заперта

В аллее мрачной, в келье тесной,

Где грязь, и смрад, и темнота?

«Ослиной Шкурой, — принцу отвечают, —

Грязнулю эту величают,

Затем что шкуру носит день и ночь.

Она грязнее всех животных.

С ней порошков не надо рвотных,

Чтоб страсть любую превозмочь».

Но юноша не верил, удивленный:

Ведь несравненной красоты

Хранил он в памяти влюбленной

Неизгладимые черты.

В смятенье тяжком королева, —

Виновных нет вокруг, причины нет для гнева:

«О сын единственный, кто вас обидеть мог?»

Он горько плачет, он рыдает,

Мечта безумная его снедает —

Ослиной Шкурой сделанный пирог!

И королева-мать его не понимает.

«О боже! Это же урод! —

Придворные лепечут перед нею. —

Ведь Шкура эта скотницы грязнее!

Да эта Шкура — черный крот!» —

«Пустое! — королева отвечает. —

Должны мы делать все, чего попросит он,

Хоть золотом кормить, коль он того желает».

Таков любви ее закон.

А Шкура, слыша эти вести,

Взяла насеяла муки,

Под вечер утворила в тесте

И соль, и масло, и желтки,

Чтобы румяной сделать корку;

Забилась в темную каморку,

Почище смыла со стола

И с нежных рук остатки сажи[70]

И, чтоб ватрушка выдалась бела,

Надев серебряный корсажик,

Месить усердно начала.

Иные говорят: трудясь необычайно,

Она-де впопыхах — совсем-совсем случайно! —

В опару уронила перстенек.

Но от того, кто сказку помнит точно,

Нередко можно выслушать намек,

Как будто это сделалось нарочно.

Само собой, покуда сквозь замок

Принцессу принц заметить мог,

Она его видала тоже.

Как раз на женщину похоже!

У них на это есть чутье:

Чуть кто посмотрит на нее,

Ей этот взгляд всего дороже.

Что до меня, то мнение мое:

Колечко это — был расчет ее —

Вернуть назад влюбленный принц не может,

А между тем пирог больного так прельстил,

Он пожирал его с такою страстью жадной,

Что, право, кажется удачею изрядной,

Как он кольца не проглотил.

Зато, увидев изумруд бесценный,

Поняв, как тонок должен быть

Тот перст, что мог его носить,

Был принц охвачен томностью блаженной

И мигом в головах запрятал перстенек,

А так как жизни слабый огонек

Чуть брезжил в нем, и он худел ужасно,

И нестерпимый жар кипел в его крови, —

Решили медики единогласно:

Принц умирает от любви.

Женитьба, как ни кинь, значительно полезней

Микстур и порошков от множества болезней:

«Женить, немедленно женить!»

Заставил принц себя просить,

Но под конец: «По общей просьбе страстной

Женюсь, — сказал, — но лишь на той прекрасной,

Кому мой перстень в самый раз».

Услышав странное условье,

Родители к нему склонились в изголовье,

И бледный луч надежд безжалостно погас.

Теперь пуститься в поиски придется, —

Не ведая гербов, не требуя корон, —

Кто может сквозь кольцо пролезть на царский трон?

Меж женщин скромниц явно не найдется:

Девица, дама и вдова

Заявят равные права.

И впрямь, лишь слух прошел, что каждой тонкоперстой

До трона все врата отверсты, —

Алхимики о пальцах ворожат,

А барышни над пальцами дрожат:

Та разминает, словно бы сосиску,

Стругает эта, как редиску;

Одна отрезала кусок,

Другая — то-то было крику, писку, —

Насыпав на руку песок,