Французова бухта - [52]

С конюшни, расположенной во внутреннем дворе, донесся звон колокола — прибыли первые гости. Из столовой послышались голоса, громкий смех Гарри, сопровождаемый лаем собак. Стемнело.

Дона думала о притаившихся в лесу стражниках. Они приросли спинами к деревьям и ждут, ждут того момента, когда в доме закончится ужин и Эстик посмотрит через стол на Годолфина, Годолфин — на Гарри, а Гарри — на Рокингэма. Не сговариваясь, они встанут из-за стола, резко отодвинув стулья, и с улыбкой охотников, выследивших дичь, проверят остроту своих шпаг, после чего бесшумно исчезнут в лесу. «Случись все это лет сто назад, — думала Дона, — я бы знала, как поступить: подмешала бы в их вино сонное зелье или продала бы душу дьяволу и наложила на них страшное заклятие. Но времена колдовства канули в прошлое, и сейчас мне остается только одно — сидеть за столом и, любезно улыбаясь, предлагать им выпить».

Дона открыла дверь — гул голосов в столовой стал отчетливее. Можно было различить самодовольный басок Годолфина, хриплый лающий кашель Рэшли и ровный, нарочито спокойный голос Рокингэма. Пройдя коридор, Дона завернула в детскую, чтобы поцеловать спящих малышей. Затем она потихоньку отдернула занавеску, чтобы впустить в комнату пьянящий ночной воздух, и вышла из комнаты. Подходя к лестнице, она вдруг услышала позади себя какой-то странный шорох, будто кто-то полз по коридору.

— Кто там? — шепотом окликнула Дона, но ответа не последовало.

Она стояла, прислушиваясь, охваченная страхом. Вот из коридора снова донеслось шуршание, слабый шепот и стон. Дона вернулась в детскую за свечой. Высоко подняв ее над головой, она вернулась в коридор, вглядываясь в темноту, откуда шел звук. Наконец она увидела, что на полу, скорчившись и привалившись к стене, лежит человек. Подойдя, она узнала Уильяма. Он был бледен, одна рука безвольно повисла вдоль туловища. Дона рывком опустилась на колени рядом с ним, но он оттолкнул ее, мучительно сжав от боли свой крохотный рот-пуговицу.

— Не дотрагивайтесь до меня, миледи, — слабея, прошептал он. — Не то испачкаете платье, у меня на рукаве кровь.

— Уильям, милый Уильям, вы серьезно ранены? — вскрикнула Дона. Он с трудом покачал головой, придерживая раненую руку.

— Ничего, миледи, — прерывисто проговорил он, — какая-то несчастливая… сегодня ночь. — Застонав, он закрыл глаза.

— Как это случилось? — спросила Дона.

— На обратном пути, в лесу, миледи. Мне на пути попался один из людей Годолфина. Он окликнул меня. Я попытался удрать. И вот — получил эту царапину.

— Пойдемте ко мне в комнату. Я промою и перебинтую рану, — не терпящим возражения тоном сказала Дона.

Уильям был почти без сознания. Он безропотно позволил протащить себя вдоль коридора до дверей ее комнаты. Зайдя в комнату, Дона тотчас же заперла дверь и уложила раненого в постель. Принеся воду и полотенце, она, как умела, промыла и перевязала рану. Уильям открыл глаза и прошептал:

— Миледи, вы не должны были вести меня сюда.

— Молчите, — перебила его Дона. — Лежите спокойно, отдыхайте.

Лицо его по-прежнему было мертвенно-бледным. Не зная, как облегчить его страдания, не представляя себе опасности его ранения, Дона пришла в отчаяние.

— Не волнуйтесь за меня, миледи, — словно почувствовав ее страх, прошептал Уильям. — Все будет в порядке. Зато я добрался до шхуны и повидал хозяина.

— Вы видели его? — встрепенулась Дона. — Вы сказали ему, что Годолфин и Эстик со своей сворой ужинают здесь сегодня вечером?

— Да, миледи. Он только улыбнулся в ответ. Он сказал мне: «Передай своей госпоже, что я безмерно расстроен из-за того, что на моем корабле нет юнги».

Послышались звуки приближающихся шагов, в дверь постучали.

— Кто там? — спросила Дона.

— Сэр Гарри приказал передать вашему сиятельству, что все джентльмены в сборе и ожидают вас к ужину, — раздался голос молоденькой горничной.

— Скажите сэру Гарри, пусть начинают без меня. Я скоро буду, — бросила Дона, снова склонившись к Уильяму.

— А корабль в порядке? Сможет ли он отплыть сегодня вечером? — шепотом спросила Дона.

Но Уильям поднял на нее помутившиеся глаза, снова закрыл их и потерял сознание. Машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает, Дона укрыла его одеялом, смыла с рук кровь и мельком взглянула на себя в зеркало. Увидев, что и сама она бледна, как мертвец, Дона дрожащими пальцами наложила на скулы румяна.

Оставив бездыханного Уильяма в своей постели, она вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Словно издалека, слышала она, как гости со скрипом отодвигали стулья, чтобы встать из-за стола и поприветствовать ее. С высоко поднятой головой, с улыбкой на устах она шла мимо них, не видя ни пламени свечей, ни длинного стола, уставленного тарелками и кушаньями, ни сливового костюма Годолфина, ни серого парика Рэшли, ни хмурого Эстика. Глаза мужчин были устремлены на нее, все склонились в низком поклоне. Проходя к своему месту во главе стола, Дона видела только одного человека: он стоял на палубе корабля и мысленно прощался с ней, ожидая прилива.

Глава 18

Впервые за долгие годы в большом зале Навронского замка состоялся торжественный ужин. Свечи освещали гостей, которые плечом к плечу сидели за длинным столом, уставленным великолепным серебром, фарфоровым сервизом с розовой каймой и огромными чашами с фруктами. На одном конце стола, развалившись на стуле, сидел хозяин — голубоглазый, раскрасневшийся, в съехавшем набок белом парике. После каждой отпущенной остроты он разражался громким смехом. На другом конце стола с невозмутимым видом сидела хозяйка. Изредка она бросала на своих соседей по столу такие взгляды, от которых сидящим справа и слева от нее начинало казаться, что они были единственными мужчинами, кому предназначены эти многозначительные взгляды. «Никогда прежде, — думал Гарри Сент-Коламб, пиная под столом одного из своих псов, — никогда прежде Дона не флиртовала так откровенно. Если это следствие той проклятой лихорадки, то укрепи Бог в благих намерениях всех присутствующих здесь мужчин».