Французова бухта - [51]

Дона лихорадочно спешила к дому, не обращая внимания на капли дождя, падавшие на нее с деревьев, на удивительную тишину вечера. Она добралась до лужайки, откуда открывался вид на дом. На террасе перед открытым окном в гостиную стоял Рокингэм. Он озабоченно поглядывал на небо. Герцог и Герцогиня тыкались мордами в его колени. Дона отпрянула в тень, но одна из собак успела ее учуять и, помахивая хвостом, кинулась через лужайку в сторону Доны, вторая собака — следом за ней. Рокингэм какое-то мгновение с интересом наблюдал за собаками, затем бросился по краю лужайки вслед за хвостатыми следопытами, пропавшими в высокой траве. Дона побежала назад в лес, слыша за собой окрик Рокингэма: «Эй, Герцог! Герцогиня!» Она стремилась достичь дорожки, ведущей во внутренний двор дома. Звуки погони смолкли — должно быть, собаки шли по ее следу через лес к бухте. Дона проникла во двор, никем не замеченная, и вошла в дом через главный вход. Свечей еще не зажигали, большая столовая зала была погружена во мрак. На дальнем ее конце горничная с помощью лондонского слуги Гарри переносила тарелки, составляя их в стопки на буфете. Уильям по-прежнему не появлялся.

Затаившись, Дона дождалась момента, когда оба слуги вышли в кухню через противоположную дверь, и стремглав взбежала по лестнице. Преодолев в одно мгновение коридор, она очутилась в своей комнате.

— Кто там? — услышала она голос Гарри, сидевшего в своей комнате. Через несколько секунд его шаги послышались у ее дверей, и едва Дона успела скинуть накидку, нырнуть в кровать и укрыть ноги пледом, как он уже вломился к ней в комнату — как всегда без стука, одетый лишь в рубашку и брюки.

— Куда, черт возьми, запропастился твой драгоценный Уильям? Томас пришел ко мне насчет вина, а ключи от погреба у Уильяма, и его нигде не могут найти.

Дона лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Нехотя повернувшись и сладко зевнув, она с упреком посмотрела на Гарри, словно он только что разбудил ее.

— Откуда мне знать, где Уильям, — капризно проговорила она. — Болтает, небось, с грумом где-нибудь на конюшне. Отчего они не поищут его?

— Они искали! — запальчиво воскликнул Гарри. — Парень как сквозь землю провалился. С минуты на минуту приедут Годолфин и все остальные, а вина нет. Говорю тебе, Дона, я этого не потерплю. Я уволю его, так и знай.

— Не горячись, Гарри, он вот-вот вернется, — примирительно сказала Дона. — Да и времени еще предостаточно.

— Просто возмутительная нерадивость! — не унимался Гарри. — Вот что происходит со слугами, когда в доме нет мужчины. А ты позволяла ему делать все, что заблагорассудится.

— Напротив, он делает исключительно то, что нравится мне.

— Зато мне это не нравится! Рок совершенно прав. Этот малый возмутительно дерзок. Уж Рок-то понимает толк в слугах.

Гарри остановился посреди комнаты, угрюмо глядя на Дону. Лицо его наливалось кровью, в глазах появился масляный блеск. Напившись не до полного бесчувствия, он обыкновенно становился груб.

— Ты выиграл в пикет? — попыталась успокоить его Дона, но Гарри только передернулся. Он подошел к зеркалу, поглядел в него и надавил пальцами на набрякшие мешки под глазами.

— Мне никогда не удавалось обыграть Рокингэма. В конечном итоге я всегда проигрываю ему соверенов двадцать или тридцать, которые отдаю с трудом. Послушай, Дона, ты пустишь меня к себе сегодня ночью?

— А я думала, что этой ночью ты будешь гоняться за пиратами.

— Мы сладим с ними еще до полуночи или чуть позже. Если этот лягушатник действительно прячется где-то на реке, как уверяют Годолфин и Эстик, то его ждет собачья участь. Отсюда до самого побережья и с другой стороны реки — везде расставлены посты. На сей раз ему не выскользнуть из сетей.

— В какой же роли готовишься выступить ты?

— В роли наблюдателя. Но я обязательно приму участие в расправе. А потом мы напьемся и будем веселиться до упаду. Но ты ушла от ответа на мой вопрос, Дона.

— Давай отложим его до наступления ночи. Думаю, после полуночи тебе будет безразлично, куда ложиться: ко мне в постель или под обеденный стол.

— Ты неласкова со мной, Дона. Сначала сбежала в Наврон, а я шатался один в городе, а когда я сам приехал к тебе — подцепила какую-то дурацкую лихорадку.

— Выйди за дверь, Гарри. Я спать хочу.

— Спи, опора моей жизни. Ты всегда хочешь спать. При всех обстоятельствах я слышу одно и то же. Бог знает уже сколько времени.

Он выбежал из ее комнаты, с грохотом хлопнув за собою дверью. Дона слышала, как он распекает на лестнице слугу, требуя от него ответа, когда вернется треклятый Уильям. Поднявшись с постели, она выглянула в окно. Через лужайку к дому возвращался Рокингэм в сопровождении собак.

Не торопясь, Дона принялась одеваться. Затем уложила темные локоны, вдела рубиновые серьги и надела на шею рубиновое колье. Блистательная Дона Сент-Коламб в кремовом шелковом платье, вся увешанная драгоценностями, даже отдаленно не должна была напоминать растрепанного юнгу с «La Mouette», который пять дней назад под проливным дождем стучался у дверей Филиппа Рэшли. Дона посмотрела на себя в зеркало, сравнила изображение с портретом, висящим на стене. Ее поразило, как изменилась она за короткое время пребывания в Навроне: лицо похудело, угрюмая складка возле губ разгладилась, в глазах появилось новое выражение, которое и подметил Рокингэм. А этот цыганский загар — разве его спрячешь: шея и руки просто опалены солнцем. Можно ли кого-нибудь убедить, что солнечный загар — это последствия лихорадки? Только простак Гарри, начисто лишенный воображения, поверит, но не эта лиса Рокингэм.