Француженка по соседству - [15]

Шрифт
Интервал

– Лара! – с нажимом говорю я.

– Ну хорошо. – Как я и ожидала, она идет на попятную и наконец поднимает глаза. – Собственно, ничего такого не было. Он… – Лара делает глоток и выпаливает на одном дыхании: – Он не захотел. Сказал, что это нехорошо. Неправильно. Учитывая обстоятельства. – Она краснеет, причем сильно. Такой я ее еще ни разу не видела.

– О господи, – задумчиво говорю я, чувствуя, как по моему лицу медленно расползается улыбка. – Он – то самое загадочное существо. Которое устояло перед Ларой Петерсон.

– Он не… дело не в… Ладно, проехали, – говорит она и морщит свой хорошенький носик. Затем делает невообразимо долгий глоток и печально смотрит на меня. – Оно ведь и сейчас нехорошо. По крайней мере, пока он не закончил расследование. А потом он вернется во Францию.

– Даже не верится, что ты никогда мне об этом не рассказывала. – Я не то чтобы обижена на нее. Просто мне удивительно, как я могла такое пропустить.

Лара виновато опускает голову:

– Как я уже сказала, между нами ничего не было. Вы с Себом только что расстались, и ты помнишь, в каком состоянии находилась. Вот я и не стала выливать на тебя свое собственное дерьмо.

В кои веки упоминание имени Себа проскальзывает мимо меня. Я выбита из колеи ее признанием. Что еще я пропустила, пока зализывала нанесенные Себом раны? Лара делает еще один большой глоток вина. Я задумчиво наблюдаю за ней. Похоже, отказ француза задел ее не только тогда. Задевает и сейчас. Такой Лары я еще не видела.

Бедный Том, внезапно думаю я.

Глава 4

Мне снится Северин, но не только она.

Она не имеет права присутствовать в моих снах, но разве это ее остановит? Я снова на той ферме и пытаюсь что-то найти. Или кого-то? Но что? Кого?.. Я заглядываю в комнаты. Некоторые из них пусты, некоторые – нет. Какие-то из их обитателей даже не являются частью тех злосчастных каникул, но я почему-то не удивлена их присутствию. Я продолжаю поиски. Каро одна в кухне. На ней белый верх от бикини и красный шифоновый саронг. Когда я прохожу мимо, она поднимает глаза и смеется надо мной. До меня доходит, что я в джинсах и толстом зимнем джемпере, но я знаю, что другой одежды у меня нет. Северин курит в саду. Она что-то с серьезным видом говорит мне, но я ее не слушаю – наоборот, со всех ног бегу к сараю. В джемпере жутко жарко. Я открываю дверь сарая и вижу там Себа. У меня тотчас перехватывает дыхание. На нем длинные пляжные шорты, низко спущенные на бедра. Его волосы светлее, чем у Тома. Они почти золотистые на концах и завиваются сильнее. Его мускулистая голая грудь покрыта загаром, и от нее к животу пролегла дорожка упругих черных волосков. Себ – взрослый мужчина, в то время как его сверстники еще совсем мальчишки. Он, совсем как Каро, окидывает меня с ног до головы своими голубыми глазами, которые вполне могли бы принадлежать Тому, затем усмехается. Это вовсе не добрый смех…

Когда я просыпаюсь, сон никуда не уходит. Он давит мне на виски, примешиваясь к головной боли, которую уже оставили стаканы вина, выпитые за компанию с Ларой. Встать с постели – вернее, всё, что несет с собой сегодняшний день, – требует неимоверных усилий. Затем я представляю, как Пол и Джулия ломают в офисе головы, думая, куда я пропала, и это моментально дает мне необходимый толчок. К тому времени, когда Том звонит мне на мобильный, головная боль уже притупилась, а вот усилия остались те же.

– Ну как? – спрашивает он. Я слышу на заднем плане голоса. Резкие, отрывистые слова. Причем все голоса мужские. Понятно, он сейчас у себя в банке, в зале, где проводятся торги. Том торгует деривативами[2]. Сама я нахожусь на Оксфорд-стрит, по пути к потенциальному клиенту. Предполагаю, что шум у него в трубке не меньший.

– Что именно? Только не говори мне, что, разговаривая со мной, ты одновременно не жонглируешь биржевыми ставками.

Он смеется:

– Нет. Я поручил, чтобы это сделали за меня. А поскольку наш разговор записывается, говорю «это была шутка». Ладно, я хотел спросить, как прошел разговор с французским детективом?

– Вообще-то ужасно. – Я оглядываюсь по сторонам, затем снова смотрю на карту в моей руке. Нью-Бонд-стрит – улица большая. Она не могла просто так взять и исчезнуть.

– Это почему? – осторожно спрашивает Том.

– Как бы тебе сказать… Просто мне не хочется думать, что произошло с ней на самом деле. – Мне вообще не хочется про нее думать. Я снова оглядываюсь по сторонам. Как назло, вокруг никаких указателей с названиями улиц. – Господи, где же это? – бормочу я. Заметив что-то отдаленно похожее на указатель, шагаю в его сторону.

– Заблудилась? – спрашивает Том. – И где твое легендарное чувство направления?

– Лара вчера вечером утопила его в вине. Между прочим, сегодня ее очередь беседовать с детективом.

– Знаю. Я разговаривал с ней сегодня утром, – как бы невзначай роняет он. Я останавливаюсь. Лара наверняка дала ему свой номер телефона. – А завтра моя очередь… Послушай, мне нужно закругляться. Тут вроде как наметилось одно соблазнительное дельце. Но я подумал, не хочешь ли ты приехать в воскресенье в Гемпшир на ланч? Мои родители были бы рады тебя видеть.


Рекомендуем почитать
Лучшая Сделка

Рэй – любитель уюта, кальяна и развлечений! Он никогда не мечтал о путешествиях на другие планеты. Он явно не избранный и не герой. У него, как и у большинства среднестатистических жителей мегаполисов, куча проблем и недостатков. Он также из тех, кто подписывает договора, не вникая во все нюансы… И вот он попадает на Электрион, где живут разнообразные монстры, питающиеся протоплазмой. Шансы выжить колеблются около нуля. Вы никогда не угадаете чем закончится эта история! Повеселимся вместе? Содержит нецензурную брань.


Девонширский Дьявол

В графстве Хэмптоншир, Англия, найден труп молодой девушки Элеонор Тоу. За неделю до смерти ее видели в последний раз неподалеку от деревни Уокерли, у озера, возле которого обнаружились странные следы. Они глубоко впечатались в землю и не были похожи на следы какого-либо зверя или человека. Тут же по деревне распространилась легенда о «Девонширском Дьяволе», берущая свое начало из Южного Девона. За расследование убийства берется доктор психологии, член Лондонского королевского общества сэр Валентайн Аттвуд, а также его друг-инспектор Скотленд-Ярда сэр Гален Гилмор.


Люди гибнут за металл

Май 1899 года. В дождливый день к сыщику Мармеладову приходит звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко» с граммофонной пластинкой. Во время концерта Шаляпина он случайно записал подозрительный звук, который может означать лишь одно: где-то поблизости совершено жестокое преступление. Заинтригованный сыщик отправляется на поиски таинственного убийцы.


Место вдали от волков

Пансион для девушек «Кэтрин Хаус» – место с трагической историей, мрачными тайнами и строгими правилами. Но семнадцатилетняя Сабина знает из рассказов матери, что здесь она будет в безопасности. Сбежав из дома от отчима и сводных сестер, которые превращали ее жизнь в настоящий кошмар, девушка отправляется в «Кэтрин Хаус», чтобы начать все сначала. Сабине почти удается забыть прежнюю жизнь, но вскоре она становится свидетельницей странных и мистических событий. Девушка понимает, что находиться в пансионе опасно, но по какой-то необъяснимой причине обитатели не могут покинуть это место.


Предвестник землетрясения

«Эта история надолго застрянет в самых темных углах вашей души». Face «Страшно леденит кровь. Непревзойденный дебют». Elle Люси Флай – изгой. Она сбежала из Англии и смогла обрести покой только в далеком и чуждом Токио. Загадочный японский фотограф подарил ей счастье. Но и оно было отнято тупой размалеванной соотечественницей-англичанкой. Мучительная ревность, полное отчаяние, безумие… А потом соперницу находят убитой и расчлененной. Неужели это сделала Люси? Возможно. Она не знает точно. Не знает даже, был ли на самом деле повод для ревности.


Приставы богов

Зуав играет с собой, как бы пошло это не звучало — это правда. Его сознание возникло в плавильном котле бесконечных фантастических и мифологических миров, придуманных человечеством за все время своего существования. Нейросеть сглаживает стыки, трансформирует и изгибает игровое пространство, подгоняя его под уникальный путь Зуава.


Преступления страсти. Алчность

Жажда богатства — одна из самых сильных человеческих страстей. И одна из самых опасных. Потому что чаще всего приводит того, кто встал на путь наживы, к преступлению… Да, имена многих — к примеру, конкистадора Эрнандо Кортеса, обворожительной маркизы-отравительницы Мари-Мадлен де Бренвилье, пирата Генри Моргана, любимца Петра Великого Александра Даниловича Меншикова — записаны на скрижалях истории. Но эти люди шли к своему богатству по трупам, а потому их страдания не вызывают сострадания. Что, наверное, закономерно.


Забытый император (Мария-Луиза - Наполеон)

Любовь и коварство. Светлое чувство и низменная страсть идут часто рука об руку. Порой люди добиваются своей цели, устилая свой путь к ней трупами соперников или тех, кто был верен им и кого они предали, следуя своему плану. Но ожидает ли интриганов расплата? Получила ли наказание Далила, отдавшая Самсона в руки врагов? Что чувствовала коварная Мата Хари, обманувшая многих и оставшаяся одна в роковую минуту, когда от нее отвернулись те, кого она любила?..


Дружка государев (Андрей Курбский)

Любовь и коварство. Светлое чувство и низменная страсть идут часто рука об руку. Порой люди добиваются своей цели, устилая свой путь к ней трупами соперников или тех, кто был верен им и кого они предали, следуя своему плану. Но ожидает ли интриганов расплата? Получила ли наказание Далила, отдавшая Самсона в руки врагов? Что чувствовала коварная Мата Хари, обманувшая многих и оставшаяся одна в роковую минуту, когда от нее отвернулись те, кого она любила?..


Церковь на высоком берегу (Александр Меншиков, Россия)

Жажда богатства – одна из самых сильных человеческих страстей. И одна из самых опасных. Потому что чаще всего приводит того, кто встал на путь наживы, к преступлению... Да, имена многих – к примеру, конкистадора Эрнандо Кортеса, обворожительной маркизы-отравительницы Мари-Мадлен де Бренвилье, пирата Генри Моргана, любимца Петра Великого Александра Даниловича Меншикова – записаны на скрижалях истории. Но эти люди шли к своему богатству по трупам, а потому их страдания не вызывают сострадания. Что, наверное, закономерно.