Француженка по соседству - [103]

Гордон печально смотрит на меня и молчит. Молчание это начинает затягиваться. Я ловлю себя на том, что, затаив дыхание, жду, как он отреагирует. По идее, мне должно быть все равно, что Гордон думает обо мне, но, как видно, не все равно. Наконец он вздыхает:

– Не могу сказать, что я целиком и полностью с вами согласен, но я уважаю ваше право на свое мнение. В любом случае, если честно, мне вряд ли станет от любых ваших слов больнее, чем сейчас, – говорит он. И в этот момент я действительно вижу в его глазах боль.

– Видите ли, – отвечаю я, секунду помолчав, – я не уверена, что все так просто.

Заметив, что я смягчилась, Гордон понимающе кивает. Между тем к нашему столу вернулась официантка с напитками. Ее лицо светится все той же улыбкой. Неужели у нее никогда не болят щеки?

– Есть одна вещь, которую я хотел бы сообщить вам прежде, чем она станет всеобщим достоянием, – говорит Гордон, помешивая молоко в своем кофе.

– Что именно?

– Каро временно отстранена от работы в фирме «Хафт и Вейл».

Я резко поднимаю на него глаза. Увидев мою реакцию, он грустно улыбается.

– Но почему? – устало спрашиваю я, так как он молчит.

Гордон делает глоток кофе.

– Как я уже сказал, мне дали прослушать запись. Вернее, дал французский детектив, очень даже проницательный тип. – Гордон пожимает плечами. Я же мысленно показываю Модану большой палец. – Наша фирма не может позволить себе игнорировать обвинения в адрес работников, тем более когда процесс отбора партнеров идет полным ходом. Я бы поступил точно так же по отношению к любому другому работнику. И не намерен делать для Каро никаких исключений.

– Вы поставили в известность управляющий комитет? – Подозреваю, что от неожиданности мои глаза вылезли из орбит.

– Да, я был обязан это сделать. – Подозреваю, что так оно и было, но ведь Каро… его собственная дочь… Я пытаюсь осмыслить тот факт, что Гордон доложил управляющему комитету об обвинениях в адрес дочери. Сколько же мужества нужно иметь! – Поэтому мы тщательно пересмотрели дело Даррена Лукаса, и на данный момент все обвинения с него сняты.

– А Каро?

– Против нее всплывают все новые и новые улики. И пока расследование не завершится, она временно отстранена от работы. – Гордон вновь на мгновение умолкает. – Она утверждает, что все улики сфабрикованы. Так что, думаю, через какое-то время у меня будет ответ на ваш вопрос.

Сама не знаю почему, но я смеюсь. А в следующий момент Гордон присоединяется ко мне с парой не совсем искренних смешков. В общем, мое самое заветное желание исполнилось: Каро как своих ушей не видать партнерства в фирме «Хафт и Вейл» – и, похоже, ни в одной другой. Не знаю даже, как она сумеет примириться с этим фактом. Впервые в жизни путь ей преградила граница, которую она не имеет права ни передвинуть, ни переступить. Внезапно меня посещает мысль: запятнавший себя юрист вряд ли может надеяться на то, что грязным слухам, которые она распускает, кто-то поверит. Я пытаюсь представить опозоренную Каро, профукавшую свою звездную карьеру, лишившуюся возможности плести интриги, – и, к своему удивлению, представляю себе беззащитного птенца.

– Вообще-то это совсем не смешно, – печально говорит Гордон, когда наш смех стихает.

– Да, – серьезно говорю я. В моей голове крепко засели две этих картинки: Северин и птенец. – Я знаю.

* * *

Мы с Томом лежим в постели в темноте его спальни. У него здесь плотные, не пропускающие света жалюзи. Эта идея понравилась ему еще в Бостоне, и он привез ее с собой в Лондон. В комнате царит кромешная тьма. Но я комфортно чувствую себя в ней. Я привыкла воспринимать ее, как и просто существовать. Пальцы Тома лениво скользят по моей руке, от плеча до локтя. Те обещания ласки, которые всегда таили в себе его объятия, здесь, в спальне, становятся реальностью. Он прикасается ко мне так, как мне нравится больше всего: крепко и смело, но без излишнего нажима. От его прикосновений у меня кружится голова. Они также дарят мне ощущение безопасности.

Я знаю, что просто обязана сказать ему. И не могу придумать ничего другого, кроме как честно признаться ему.

– Я вижу Северин, – выпаливаю я. Рука Тома на миг замирает, затем возобновляет свой маршрут, хотя и чуть медленнее. – Не в том смысле, что я по-настоящему ее вижу. Только не подумай, что это что-то вроде «Шестого чувства»[14]… но я ее вижу. С того момента, как ты сказал мне, что ее нашли в колодце. Вначале я видела ее кости, ее череп, но теперь я вижу ее всю. После того как я ударилась головой, она на какое-то время пропала, но затем снова вернулась. – Том молчит. – Ты считаешь меня сумасшедшей?

– Есть немного, – говорит он, но я слышу улыбку в его голосе.

– В таком случае Тео ты не видишь.

– Нет. – Том какое-то время молчит, а его пальцы застывают в неподвижности. Моя кожа тотчас просит их вернуться; даже мои кости. – Скорее… иногда я замечаю его отсутствие. И стоит это заметить, как от этого ощущения трудно избавиться: я вижу перед собой пустое пространство, которое должен занимать он, – поясняет Том, и я скорее слышу, нежели вижу на его лице печальную улыбку. – Наверное, мне просто не хватает твоего воображения, чтобы его заполнить.