Фракталы городской культуры - [17]
Фрактальные метафоры французской и русской культуры:
Такие «гиперсимволы» нередко начинают играть роль «культурных метафор», как их предложил называть американский специалист по кросс-культурному менеджменту Мартин Геннон[104]. В качестве культурной метафоры М. Геннон рассматривает «любую деятельность, явление или институцию, с которой все или большинство членов этнической или национальной культуры или даже группы похожих культур, расположенных рядом…, прочно идентифицируют себя и на которые они проявляют эмоциональную и интеллектуальную реакцию, например, японский сад и шведская стуга»[105]. Среди культурных метафор М. Геннона – американский футбол, британский дом, немецкая симфония, французское вино, русский балет, китайский семейный алтарь и др. Культурная метафора каждой нации, по мнению М. Геннона, репрезентирует основополагающие ценности, которые выражают суть национальной культуры, то есть по существу, являясь частью той или иной локальной культуры, культурная метафора представляет собой концептуальный фрактал этой культуры[106].
Однако, на наш взгляд, культурные метафоры М. Геннона служат скорее теми культурными феноменами, в которых для внешнего наблюдателя заключен весь смысл иной культуры. Именно поэтому путешественники не представляют себе Париж без романтической прогулки по набережным Сены, а Москву без похода на балет в Большой театр.
Основной проблемой внешней культурной политики столичного города являются концептуальное содержание (мифема, идеологема и т. п.) и символический хронотоп (прошлое, настоящее или будущее) фрактальных коммуникаций «турист – столица». При выстраивании концептуального каркаса столичной культуры на основе прошлого в городском пространстве акцентируются древние замки, крепости, амфитеатры. Столичный хронотоп в символической модальности настоящего основан на идеологии консюмеризма, воплощенной в торгово-развлекательных центрах. Символическими маркерами будущего являются небоскребы и другие высокотехнологичные объекты городской среды.
Так или иначе, перед любой современной столицей встает дилемма: пойти по пути пространственной и культурной консервации прошлого, исторически сложившейся системы артефактов, ментальных и физических способов организации социокультурного пространства, или, оттеснив/заместив/поглотив историческое прошлое, выстроить принципиально новую, постмодернистскую модель архитектурной и социальной коммуникации.
Важность функции столицы как репрезентанта политической и социальной истории нельзя переоценить для тех наций, которые ищут единства в национальной культуре и (до)историческом прошлом. Однако историзация современности имеет существенные ограничения в культурных инструментах и пространственной экспансии. Попытки восстановления исторических экстерьеров/интерьеров в повседневном столичном пространстве (например, «газовые» фонари на улицах или кафе-«трактиры», рестораны-«замки»), социокультурных практик (народные гуляния и т. п.) и визуальных знаков истории (вывески, написанные старинными шрифтами, и образы старины на рекламных плакатах) чаще всего оборачиваются стилизацией или китчем. В своей неизбежной театральной условности эти «воссозданные» объекты национальной культуры оказываются по существу всего лишь элементами развлекательного шоу или постмодернистского перформанса. Такую же модальность тогда имеет и фрактальный «слепок» столицы и страны в целом, который будет впоследствии тиражироваться в глобальном пространстве культурной коммуникации (международные СМИ, социальные сети, блоги и т. п.).
С другой стороны, выверенная «аутентичная» историзация, как, например, национальные узоры, почерпнутые из древних архитектурных или декоративно-прикладных орнаментов, или подлинные старинные предметы повседневности (бочки, чайники, повозки и пр.) в исторической городской среде, создает приемлемый концептуальный фрактал с базовым паттерном «прошлое». Однако он обычно реализуется только в своего рода «закрытом» пространстве, которое плохо приспособлено для живого функционирования столицы. Яркий пример – существующие во многих столичных городах пешеходные улицы, на которых расположены только объекты индустрии развлечений. Элементы современной экономической и социально-политической инфраструктуры с трудом вписываются в доиндустриальный хронотоп такого места. Концептуальный фрактал национальной культуры, сформированный таким образом, неизбежно несет в себе явные признаки анахроничности.
Более того, опора исключительно на исторический социокультурный материал приводит к своего рода «мумификации» национальной культуры, превращению столицы в город-музей и созданию вокруг столицы семантической ауры «останков древней цивилизации». Столица, в таком случае, начинает выступать в качестве «лавки древностей» исчезнувшей/исчезающей национальной культуры. Такую роль успешно играют многие города – древние (первые) столицы современных государств, не имеющие никаких иных социально-политических функций в наши дни.
В ряде столичных мегаполисов проблема исторической репрезентации национальной культуры решена с помощью концентрического зонирования – расположения так называемого «старого города» в центре разросшегося вокруг него современного мегаполиса. В этом случае улочки старинной застройки образуют сакральную область национальной культуры, некий магический лабиринт с культовым объектом – древней «осью мира», точкой Начала Начал в самом центре (храм, башня крепости, площадь с источником и пр.). В этом пространстве, как и положено во всех священных местах ритуальных практик, начинают действовать свои законы, и тогда переодетые артисты перестают выглядеть лицедеями, но перевоплощаются в «жрецов» национальной Истории. Так центр естественным образом выполняет репрезентативно-историческую функцию.
