Foxy. Год лисицы - [3]

Шрифт
Интервал


Третий – Александр Мергень. Отрок, юноша, мужчина… Как часто хрупкие мальчики неузнаваемы в зрелости, и как незаметна бывает перемена, как мгновенна. Да и была ли зрелость? Только, кажется, успели развернуться плечи, как уж поникли устало. Только налилось тело мужской силой, как уже обрюзгла плоть, расплылись линии, и все вяло клонится к земле – слабое, мягкое, безвольное… А вот ему повезло. Зрелость началась очень рано и все еще длится. Без тренажеров и бассейнов, напротив – с каким-то кошачьим, ленивым пренебрежением к любому физическому усилию, кроме одного, главного. Сибаритство, чревоугодие, любострастие. Похоть то есть. И потворство всем трем. Особенно третьей. И что же?

Оказывается, вожделение действует на мужской организм сильнее спорта. Куда как благотворней. Вожделение культивируемое, тщательно подогреваемое, отнюдь не всегда удовлетворенное. Главное – знать дозу. Чувствовать ее телом, регулировать разумом. Тело и разум – порознь. Так должно. Мы ведь взрослые люди. Можем управлять своим телом. И обязаны его уважать.

Не могу, никак не могу его описать. Ведь для этого нужно отойти в сторону. Или, по крайней мере, хоть на миг отпрянуть. Но когда мы идем рядом – по набережной в сизом апрельском тумане, по переулку сквозь вечернюю голубиную дымку, я чувствую себя солнцем мира: его глаза не отрываются от меня, крупное тело движется не само по себе, а так, словно космические силы неодолимо связывают нас, притягивая друг к другу. Слишком сильно. Слишком тесно.


Другие действующие лица появились на свет гораздо, гораздо позже. Поэтому сейчас не о них. И пока не до них.


В двадцатый раз с тех пор, как влюбилась в Митю, незадолго до 2007-го, нарядила я елку игрушками из дедушкиных коробок. Как всегда, к католическому Рождеству – Бог с ними, с католиками! Кто знает, кому из нас быть в Круге первом! Меня-то ждет в лучшем случае второй – тот, в котором томится Франческа да Римини, прелюбодейка.

Праздники пролетели. И не успела я снять с бедного засыхающего дерева серебристые шары и печальных ангелов с золотыми крыльями, чтобы завернуть их в пожелтевшую папиросную бумагу, не успела сложить в коробки домики с почти осыпавшейся за столетие манной крупой, как вдруг обнаружилось: со временем что-то случилось.

Все думали, оно ведет себя подобающим образом – проходит. Двадцать лет как-никак! Но выяснилось, что времени среди нас просто не было. Оно устранилось, и история замерла, не окончившись. А ровно через двадцать лет часы вдруг пошли – стрелка дернулась и сдвинулась, что-то зазвенело в воздухе, тонкий звук растаял, и время вернулось. Просто зазвонил телефон.

Звонок разносился по всей квартире – трубка валялась где-то в кухне, а я только вошла и стряхивала снег в узкой прихожей. Когда-то жили тут поколения университетских профессоров, предков Мити Огнева, и давно уж жила тут и я. Кропоткинскую квартиру я потеряла, когда меня прописали в МГУ, чтобы не потерять эту. Теперь я смотрю на дом своих стариков на Кропоткинской набережной с восьмого этажа «Зоны К» – в ясную погоду я его различаю. С высоты Воробьевых гор кажется, что он совсем рядом с золотым рождественским шаром – куполом храма Христа Спасителя.

Телефон все звонил, но кроме меня подойти было некому. Митя уехал в Калужские засеки тропить волков, а Саша Огнев, наш сын, молодой человек девятнадцати лет от роду, студент третьего курса филфака МГУ, улетел в Париж. В библиотеку. Изучать средневековую поэзию. Мария Французская в 12 веке писала свои лэ – краткие лирико-эпические истории о необычайных событиях (о любви то есть, ибо что может быть необычнее и удивительнее). А мой сын читал их и переводил со старофранцузского на русский в 21-м. Просто переставить цифры! 12 и 21! Вот вам время! В этом оно все… Никогда ничего случайного. И все так просто. Знать бы только, что!

Я неторопливо прошла по узкому коридору, аккуратно переступая с высокого каблука на замшевый носок и с удовольствием поглядывая на свои новые черные сапоги, взяла наконец трубку и взглянула в окно. Изгиб черной реки в белых берегах. Вон он, мой старый дом. Снег перестал.

– Да? – сказала я равнодушно. – Алло!

В трубке молчали. А потом я услышала голос.

Очень знакомый, чуть хриплый от волнения голос.


Через месяц после этого звонка я писала в смартфоне то, что переполняло меня и переливалось через край – нужно же было усидеть на месте! И не боялась, что кто-то прочтет: вот выйду отсюда, выбегу – и сотру. В аудитории было светло и скучно, шла уже вторая по счету кандидатская защита, члены Совета то входили, то выходили. И я была член. Но на этот раз сказала заранее: в счетную комиссию не войду.

Потому что ждала. Стрелки придвинутся к сумеркам, и я встану. Выйду из-за стола, выпрямлюсь и – прекрасная, свободная – пойду к двери. Танцуя на высоких каблуках, четко переступая на замшевый носок, полечу вниз с четвертого этажа серой школы, быстрая, пронесусь с метелью к метро, к метро…

Но пока я ждала. За окном сеял мелкий снег, февральский ветер сдувал с крыши белые завитки, и они уносились в серое небо. Мимо, мимо…

Черные прямые стрелки часов на стене над доской двигались по белому кругу слишком медленно, и я писала, положив на стол свой серебристый смартфон, писала только чтобы высидеть. Выждать. Перетерпеть. Я ждала и вслушивалась в себя. Что там, в глубине? Затаившись, как зверь в засаде, ловила каждое движение памяти – и, записав, стерегла следующее… Вот оно, шевельнулось… И на узком серебряном прямоугольнике экрана появляется новая черная строчка…


Еще от автора Анна Константиновна Михальская
Порода. The breed

"Русский Эльф" — так называет Ричард Анну, девушку, которую мать прочит ему в жены. Анна признает, что тоже имеет дело с необыкновенным мужчиной — рыцарем по крови, и по сути, волшебником, в одночасье избавившим ее от давних страхов и комплексов, отважным воином — офицером ВВС Великобритании. В них обоих — порода. Но понимается она всеми по-разному. Будущая свекровь видит ее в дворянском титуле, за подтверждением которого отправляется в усадьбу своих предков Анна. Британские подруги, так же, как и она, увлекающиеся разведением борзых собак, видят породу в жестком соответствии экстерьеру, национальным традициям.


Профессор риторики

Каждый роман Анны Михальской – исследование многоликой Любви в одной из ее ипостасей. Напряженное, до боли острое переживание утраты любви, воплощенной в Слове, краха не только личной судьбы, но и всего мира русской культуры, ценностей, человеческих отношений, сметенных вихрями 90-х, – вот испытание, выпавшее героине. Не испытание – вызов! Сюжет романа напряжен и парадоксален, но его непредсказуемые повороты оказываются вдруг вполне естественными, странные случайности – оборачиваются предзнаменованиями… гибели или спасения? Возможно ли сыграть с судьбой и повысить ставку? Не просто выжить, но сохранить и передать то, что может стоить жизни? Новаторское по форме, это произведение воспроизводит структуру античного текста, кипит древнегреческими страстями, где проза жизни неожиданно взмывает в высокое небо поэзии.


Рекомендуем почитать
Alleine zu Zweit

- Не смей винить меня! Это ты начал игру, придумывая все новые правила. И меня втянул. Я – жертва. Так что не смей валить на меня свою слабость. - Ты – жертва? Самой не смешно? Я сразу понял, что с тобой что-то не так. Но почему, , рядом с тобой я просто теряю голову? Ты можешь это объяснить?


Отражение в глазах

Сваливающиеся на тебя удары судьбы порой кажутся невыносимо тяжелыми, особенно если рядом пустота и одиночество. В такие минуты трудно поверить, что жизнь уже протягивает тебе незримую ладонь, полную любви и благополучия. Важно лишь смотреть в нужную сторону и следовать за своим сердцем. Тогда подарок будет твой.


Не оставляй меня одну

Изнасилование, боль утраты, одиночество — прошлое преследует ее даже сейчас, когда она наконец начала жить обычной мирной жизнью. Прошлое вернулось, забрав у нее покой. И опять двое, каждого из которых она любит, заставляют ее метаться между тьмой и светом, как когда-то давно.


Не подпускай меня к себе

Егор Штормов с детства занимается боксом и мечтает выйти в профессиональный спорт. Ринг — это его жизнь. Ринг — это его всё. Он живёт им, он дышит им, он зависим от него, словно от наркотиков, ведь бокс — смысл всей его жизни.У Сони Розиной ничего этого нет. Никакого смысла жизни. Только бурный переходный возраст и нескончаемый сарказм, который приносит ей одни неприятности. Смогут ли эти двое поладить, и сколько раундов продлятся их чувства?


Нажать на клавишу delete

Марина Ковалевская выходит замуж за сына руководителя химической лаборатории института, в которой сама работает. Со свекровью и начальницей по кличке Ильзе Кох, отношения напряжённые. На корпоративном вечере, в честь Ильзе, уходящей на пенсию, случается трагедия – отравлен сын виновницы торжества и подозрения падают на Марину. Марине предстоит пройти не лёгкий путь перезагрузки и начать жить заново. На этом пути она повстречается со своей сестрой по отцу – Ликой. Дизайнеру и топ-менеджер успешной фирмы Лике, экстрасенс Никник предсказал, что встретит она своего рыцаря в Европе, в какой-то тёплой стране, похоже, в Италии.


Скорбь Тру

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.