Фото на развалинах - [17]

Мать схватила с крышки пианино сигареты и нервно закурила.

— Тебя не поделили, — ответил отец, — хорошо, что ты проснулся.

— Меня? — я хмыкнул. — Вообще-то я не тушка бройлера.

— Лесь, понимаешь, — отец помолчал, подыскивая слова, — я ухожу.

— Ну пока, — я пожал плечами.

— Я от твоей матери ухожу, — уточнил отец, — вообще. Понимаешь? И тебя хочу забрать с собой. Конечно, если ты не против, да и не сразу, а когда разменяем квартиру.

Теперь родители оба смотрели на меня во все глаза. Ждали реакции. Чтобы я тут же решил все их проблемы и сказал, с кем буду жить. Или чтобы попросил остаться вместе? Было нечестно с их стороны требовать от меня решения. Я только проснулся. У меня болела голова, и я мёрз, стоя босиком на холодном полу.

И я сказал:

— Понятно.

— Что тебе понятно? — устало спросил отец, — Лесь, ты деревянный? Тебе всё равно???

— Понятно, что ты уходишь, а потом я смогу решить, с кем мне жить.

— И что?

Я снова пожал плечами:

— Знаете… я бы лучше вообще жил один. Чтобы никого из вас больше ни разу не увидеть. Или я бы умер, чтобы вам некого было делить.

В гробовой тишине я вышел в коридор.

— Что ты делаешь, Саша? — запричитала мать, очевидно, продолжая прерванный мной разговор, — У него самый трудный возраст, ему будет плохо без кого-то из нас!

— Мне пора, — сказал отец, — успокоишься, поговорим. По телефону.

Я закрылся в своей комнате и услышал, как хлопнула входная дверь и мать разрыдалась. Я лёг на диван и подумал: «Мне всё равно». Потом для верности повторил мысль вслух. Потом ещё раз. Потом взял подушку и кинул её в дверь. Мне всё равно, делайте что хотите. Мне плевать на вас так же, как вам на меня!

Несколько минут я лежал, ощущая неприятное жжение в груди, потом встал, быстро надел свои старые вещи, переложил фотоаппарат из хорошей куртки и выскочил из дома. Мне надо было уехать куда-нибудь подальше от своего района. Забиться в какие-нибудь руины. Прямо сейчас!

В городе был старый, давно закрытый мост. Дороги вокруг него разобрали и загородили, центральную часть моста над рекой сломали, а вдоль берега стоял проволочный забор. Но, так как сам мост никому не нужен, я подозревал, что и охранять хорошо его никто не будет. А если будут — что ж, попадусь сторожу, судьба значит моя такая. Раньше я не бывал у моста, только видел с расстояния. Вот и появился шанс побывать.

Оказалось, что проволочное ограждение содержится в полном порядке, но тянется до лесоперевалочной базы у порта, а база обнесена только дощатой изгородью, перемахнуть через которую не составило ни малейшего труда. Пробравшись вдоль завалов брёвен, я очутился у забора, разделявшего территорию базы и территорию моста. Этот забор был повыше предыдущего, и сверху на нём были набиты гвозди. Я огляделся, никого не заметил и успокоился — такие гвозди на заборах можно было забить любым камнем или обломком кирпича, которых полно повсюду. Камень действительно нашёлся. Я запрыгнул на рейку, скреплявшую доски, и заколотил несколько гвоздей — как раз столько, сколько было нужно, чтобы лечь на забор животом. Подтягиваясь, я неудачно зацепился рукавом за крайний гвоздь. Рукав затрещал, а руку обожгло, после чего я шлёпнулся с забора в грязный снег. Ранения на развалинах случались со мной не часто, но бывало. А вот плюхнуться как свинтус — такого пока не было. Я зло расхохотался. Всё в этот день шло один к одному.

Кусок моста возвышался передо мной, а все подступы к нему были завалены кучами песка, мусора, бетонными балками, чуть присыпанными снегом. Я достал фотоаппарат и снял мост. Потом аккуратно отогнул рукав и посмотрел на царапину — она была длинная и глубокая, жутко саднила и в нескольких местах кровоточила. Я слизнул кровь и снова раскатал рукав. Гвоздь был грязный, значит, у меня есть прекрасные шансы получить заражение крови и избавиться от мук выбора, с кем же мне жить.

На самом деле мои родители уже так давно существовали как будто порознь, что я думал — если они и разойдутся, я не замечу этого. А оказалось, всё не так… Что-то в этом было такое… дикое и неприятное. Я мотнул головой. Не буду думать о них. Не буду. У меня своя жизнь, и в ней довольно много своих проблем. Алиска, Наташа, историк тот же. Свои дела и буду делать.

Я подошёл к мосту поближе — чтобы подняться наверх, надо было пройти мимо будки сторожа. Будка была выкрашена в защитный цвет, и я сразу подумал, что там запросто может быть вооружённая охрана. И собаки типа овчарок. Я сфотографировал эту будку и пошёл к ней. Этого делать было нельзя, но мне было всё равно. Пусть меня поймают. Подумаешь…

Вооруженной охраны не было. Был всего лишь один бодрый пенсионер. И одна овчарка на цепи. Дед, видимо, только что проснулся, потому что вышел на крылечко, ёжась от утреннего холода, как может ёжиться человек, выбравшийся из-под тёплого одеяла. Увидев меня, он даже не разозлился — то ли тут такие, как я, лазили часто, то ли дед был флегматичным. Он просто махнул рукой и сказал:

— Давай-ка отсюда, нечего тут делать.

— А можно на мост подняться?

— Зачем? Свалиться и шею сломать? — осведомился дед.

— Вариант, — вздохнул я.