Форвард — в защиту - [5]

— Совесть, наверно, меня замучила.

Почти как по писаному. Есть слова, которые часто слышишь, читаешь, но сам никогда не произносишь. И вот, на тебе, произнёс.

Константин Петрович, похоже, оценил эту необычность.

— Тебя зовут Юра, так? И ты, Юра, хочешь сказать, что испугался, как бы я тебе… — крутанул здоровенным кулаком. В сетчатом рукаве, как зверь в клетке, метнулся туда-сюда гигантский бицепс.

— Как раз и нет, — нахмурился Юра. — Да я от вас бы в случае чего убежал.

— Значит, если бы ты разбил аквариум у какой-нибудь… скажем, изящной тётеньки, тебя бы всё равно мучила совесть?

— Ну.

— Потому что тётенька нажалуется отцу, тот снимет ремень и…

— Отец меня не бьёт, — отмахнулся Юра. — Просто мне…

— Тебе было бы стыдно смотреть этой тётеньке в глаза?

— Да, — согласился Юра и смутился.

— Вот ты какой! — всерьёз изумился дядя Костя. — А если бы никто, понимаешь, никто не видел, что ты натворил. Тогда как?

Юре уже понравилось чувствовать себя хорошим, и он с ответом не затруднился:

— Я бы всё равно пришёл.

— Куда? — не понял Терновский.

— Ну, к этой… — замялся Юра. — Ну, к изящной тётеньке.

Оба диковато посмотрели друг на друга и вдруг покатились, сражённые долгим, неукротимым хохотом.

— И смех, и грех, — сказал Константин Петрович, отсмеявшись. — Да ты, Юра, настоящий пионер (он зачем-то говорил «пионэр»). Деньги забери. Лучше помоги мне вставить новое стекло. Видишь, какую ты тут брешь пробил? А ну забери деньги! — грозно прикрикнул он.

Юра огляделся. Вся задняя стена комнаты была составлена из светящихся зелёным светом больших, средних и совсем маленьких стеклянных блоков. Это были аквариумы, а в них среди водорослей где суетливо сновали, а где степенно шествовали по невидимым водяным тротуарам рыбы самой разной формы и окраски. Но Юру это особенно не взволновало. «Как в ростовском зоомагазине», — думал он, стараясь не задерживать взгляд на «бреши» — длинном мёртвом прямоугольнике в центре зелёной стеклянной стены.

Потом дядя Костя пригласил гостя за стол. Разлил по чашкам чай, поставил сахарницу. Юра поискал глазами ложку.

— Ах, ложки нет! — спохватился хозяин. — Айн момент.

Вышел из комнаты и вернулся с ложкой.

Юра положил себе сахар и стал размешивать. Но что это? В руке у него оказался лишь черенок, а всё остальное растворилось. Юра с изумлением разглядывал маленький плоский кусочек металла. А дядя Костя — тот опять весело смеялся.

— Что, брат, здорово я тебя купил, а? — сквозь смех говорил он. — Эта ложка, дорогой друг, сделана из сплава Вуда. Он настолько легкоплавкий, что плавится даже в горячей воде.

— Вот это класс! — восхищённо воскликнул Юра. — А у вас нет ещё одной такой ложки? Я бы дома такое устроил!

— Могу сделать — я ведь по сплавам работаю. Сейчас мы разрабатываем сплав, который плавится при температуре человеческого тела. Представляешь?.. А теперь — раз пришёл — будем стекло вставлять.

В понедельник вечером вдруг необычным каким-то звоном зазвонил телефон. Отец, который всё ещё перепаивал телевизор, зажал трубку между плечом и ухом. Издалека послышался голос его матери. Слышимость была плохая, но стало ясно: что-то случилось.

— Мама! Успокойтесь! — кричал Александр Александрович.

— Письмо?.. Ну да. Как!.. Откуда вы звоните?.. Из сельсовета? Фу-ты, ничего не слышно!

Юрина мать стояла рядом и переживала.

— Веся, выключи паяльник. Да, мама… Что?.. Что он натворил?

Их неожиданно разъединили.

— Ну, дела… — сказал отец. — Юры у бабки нет.

— Значит, он у Зазы, — обречённо произнесла мать.

— Хорошо ещё, если у Зазы! — закричал отец. — Где это дурацкое письмо? Там был обратный адрес.

— Я его порвала и выбросила…

И началась нехорошая суета.

Юрина мать пошла к Гаги и рассказала всё его матери. Вдвоём они стали выяснять у Гаги, в каком лагере обретается Заза. Гаги сурово молчал, отвернувшись к окну. Юрина мать долго и выжидающе рассматривала резкий профиль юного джигита на фоне окна, но так ничего и не дождалась. Ей даже показалось, что Гаги её презирает.

В дверях Гагина мать вполголоса сказала:

— Жаль, отец уехал. Он бы его заставил говорить. Сходите к родителям Зазы. Его, кажется, зовут Захар. Дом 29, а вот квартиру не знаю. Фамилия то ли Скачков, то ли Прыжков…

Искать Скачкова-Прыжкова пошёл Александр Александрович. У дома-башни № 29 сидели гении информации — старухи. Юрин отец очень надеялся на их коллективную мудрость. И зря надеялся: ничего они, эти бабушки, не знали. Хотя и обрадовались свежему человеку.

Оставалось одно — сходить к Славику, который вполне мог знать Зазу по футбольной линии.

— Заза Кочкин — это шпана, — прямо в двери затараторила Стефаненкова, узнав о цели визита Юриного отца. — Мы с ним дела не имеем. И с вашим Юриком тоже. Особенно после того, как он инсинуировал кражу — и тю-тю…

Александр Александрович попятился.

— Мать, — сказал он, вернувшись домой, — поговори со Стефаненковой. Она что-то знает, но я с ней разговаривать не могу.

Мать вернулась только после полуночи.

— Ну? — спросил Юрин отец, который, естественно, не ложился.

— Юрка в Москву уехал, — еле выговорила мать и заплакала.

Потом немного успокоилась и стала рассказывать. Несмотря на всю взволнованность, она очень долго говорила о том, как трудно было ей вытягивать правду из Славиковой матери.