Формула всего - [96]

Облака над Замком ходили так низко, что подставь стремянку – и можно бы было намотать на кулак их белесые патлы. Они совершенно размыли закат, и сквозь их подвижную вату солнце казалось инопланетным. Еще не успело окончательно стемнеть, как припрыснул дождик, однако Какаранджес был настолько уставшим, что заметил его, лишь когда тот разошелся в устрашающий ливень, а град застучал по Замку с такою силой, словно бы туча хотела таким образом оттолкнуться от мрачных развалин и использовала град, как лодочник – шест, упираемый в дно. Отдельные градины достигали величины куриного яйца. Они долбились об камни так громко, как стучат в дверь жандармы. Лопушье прошивали насквозь. Одно из «яичек», настигнув скользящую в траве бронзовую змейку, припечатало ее ползучую душу к базальтовой плите.

Град быстро прекратился. В отличие от ливня. Хорошо, что нишу не заливало. Дождик был косой, и он обрабатывал противоположную сторону Замка. Под его перебор коротышка заснул, а когда проснулся, висел туман. Он был как молоко. Ничего не видать. За двадцать шагов видимость пропадала, и можно было только гадать, что скрывается за туманом – водопой? налетчики? поляна эдельвейсов?

Только в этот момент коротышка заметил, что он не один. Любопытный бурундук, взявшийся не пойми откуда, нахально пристроился к его сухарям. Какаранджес кинулся на зверька, как котяра на мышь. Бурундук отскочил и проворно скрылся. «Ах ты шкодень! – Какаранджес погрозил ему вслед кулачишкой. – Всем бы так – чужое-то лопать! У меня на два дня заначка! Последнее и вор не берет!» Коротышка потер затекшую спину. Натруженная вчера поясница болела, и ноги гудели больше обычного, хотя и были привыкшими к серьезным переходам. Проклятый ранец! Но не бросить же его?!

Какаранджес практически сполз по уступам, аккуратно перетаскивая ранец за собой. Молоко тумана сильно спутало карты. Куда теперь идти? Коротышка внимательно присмотрелся к раскиданным валунам. Южная сторона их должна быть более гладкой. По этому признаку он как будто бы нашел юг, «ну а Ствильно – на запад», – так ему представлялось.

Какаранджес покряхтел, охнул на дорожку, потому что, согласно его представлениям, выходило так, что «если не охнуть – пути не будет», набросил ранец и двинулся вперед по лошадиной тропе. Следы от чужих подков ничего хорошего не сулили, но все они были старые. Тут и там валялся обветренный конский навоз.

В полдень Какаранджес достиг кедровника. Лошадиного дерьма стало вдвое больше, а у ручья коротышка едва не вступил в такую могучую кучу, какая могла бы с лихвой заменить собой три праздничных пирога – естественно, не по питательным качествам, а по весу и площади. «Пирог» был явно не лошадиного происхождения. «Наверное, медведь… Мама дорогая!» – коротышку передернуло, но отступаться он и не думал. «Герой всегда остается героем!» – бормотал Какаранджес, пробираясь по лесу. Тропу выстилала поржавевшая хвоя, а с веток лиловыми прядками свисала мокрая бахрома древесного мха. Шум тысяч ручьев сливался в один. Коротышка настолько привык к журчанью воды, что совсем перестал его замечать.

Дорога спускалась все ниже и ниже, так что Какаранджес шагал легко, но вот кедрач кончился, и коротышка уперся в склон, поросший мелким кустарником. Тропа пересекала его наискосок, чем дальше, тем больше съезжая вниз. Там она раскисала в жижу. Коротышка промок. Его ноги скользили.

Спустя час ходьбы дорога опять стала забирать вверх, и вчерашняя беда – избыточный груз – быстро напомнила о себе. Первое время коротышка бодрился, на ходу обирал с кустов синюю жимолость. Ее горечь освежала. А подъем делался все круче. Частота привалов росла. В какой-то момент коротышка понял, что идет он гораздо меньше, чем отдыхает. Сколько же прошло времени? Когда будет вечер? Он поднял глаза, но небесный циферблат по-прежнему заслонялся туманом. Какаранджес вздохнул и продолжил марш-бросок. Песни больше не помогали. Под ногами хрустела каменистая чешуя. Хуже всего было то, что тропа, по понятиям коротышки, должна была вести книзу, а она поднималась. «Уж не сбился ли я? – забеспокоился Какаранджес. – Проклятый туман!» Он даже крикнул: «Брысь!», но туман – не кошка и не отпрыгнул.

Немного спустя тропка окончательно потерялась в камнях. «Точно заблудился. Дурррак! – коротышка, негодуя, укусил себя за палец. – Надо было мне туман переждать… Ох дело». В досаде он сплюнул и повернул назад, приглядывая место для ночной стоянки. Заметил уютную впадинку, спрятанную между четырьмя кедрами, у которых корни были в два раза толще, чем сам Какаранджес.

Утром опять был наплыв тумана, но вскоре солнышко проморгалось, вокруг рассеялось, и коротышка увидел, что он заночевал на краю неизвестной ему горловины, стиснутой с двух сторон пологими, голыми, бесснежными хребтами. Вариантов, куда идти, было немного – либо вниз по склону, к поросшей лесом сопке, либо на седловину. Какаранджес выбрал последнее: «Поднимусь, а там видно будет». Ему все представлялось, что он спутал долины, и за перевалом его ждет не что иное, как пресловутое Аккаинское озеро, от которого он, если без тумана, легко обнаружит дорогу в Ствильно.