Формула - [66]

* * *

Однако, к моему облегчению, этот вывод — что я вполне могу накупить гавайских рубашек, переехать во Флориду и заняться гольфом — был основан на неполном прочтении данных. Изучая причины ранних творческих инноваций, мы наткнулись на нечто неожиданное. Да, вероятность прорыва резко снижается после двадцати лет работы в одной сфере. Но важно, что снижается и продуктивность. Оценив количество статей, которые ученые публикуют на протяжении своей карьеры, мы увидели, что они гораздо более продуктивны в начале пути. Кривая вероятности публикации самой важной работы и кривая вероятности публикации любой работы повторяли друг друга так точно, что мы не могли отличить их друг от друга. Такое нельзя было объяснить случайностью. Нам нужно было понять, что за этим стоит.

Несколько месяцев мы гадали, как объяснить связь между продуктивностью и вероятностью успеха. Я жаворонок — мне лучше думается утром, — поэтому я вставал на рассвете, чтобы изучить новые данные и отправить возникающие вопросы Роберте и ее команде. Днем мы обсуждали свои соображения, и я снова и снова спрашивал: «Что это на самом деле значит для меня? Неужели мой мозг уже мертв?» Роберта, истинная сова, в те же месяцы копалась в Google Scholar, изучая историю цитирования ученых, которые ее восхищали. На кого бы она ни посмотрела — хоть на лауреатов Нобелевской премии, хоть на относительно безвестных ученых, с которыми она работала прежде, — у всех них было кое-что общее: их влияние со временем возрастало. С каждым годом каждый из них набирал все больше цитат.

Возрастало даже влияние таких ученых, как Ньютон, Кюри, Эйнштейн и Дирак, а все они давно умерли. Их работы цитировались снова и снова, словно они были живее всех живых. Затем Роберту осенило. Она задумалась: в чем разница между успехом живых и умерших ученых?

Ответ таков: живые ученые сохраняют продуктивность. Ньютон, Эйнштейн и Кюри не могут двигать науку из могилы. Они не предлагали новых идей десятилетиями и даже веками. При этом мы не перестаем восхищаться их наследием. Несмотря на то что производительность их труда после смерти равняется нулю, их влияние, измеряемое количеством ссылок на их работы, растет с каждым днем. Чтобы изучить взаимосвязь между продуктивностью и успехом, решила Роберта, яблоки нужно сравнивать с яблоками, не пытаясь при этом сравнить живые яблони с умершими. Мы сменили объект нашего исследования на ученых, которые уже вышли на пенсию, чтобы можно было изучить всю их карьеру, а не только истоки.

Ночное озарение Роберты[149] помогло нам по-новому взглянуть на данные. Мы обнаружили, что можем увидеть взаимосвязь продуктивности и успеха, расставив опубликованные работы каждого ученого в хронологическом порядке. Вместо того чтобы сопоставлять каждую статью с возрастом автора на момент ее публикации, мы просто присвоили ей порядковый номер в рамках карьеры ученого. Сделав это, мы смогли объективно взглянуть на публикации, каждая из которых была очередной попыткой совершения прорыва.

Мы ожидали увидеть, что самые важные статьи ученых будут одними из первых в их карьере, ведь именно об этом говорили нам результаты многолетних исследований работы гениев. Как ни странно, все оказалось иначе. Каждая статья — будь она хоть первой, хоть второй, хоть последней в карьере ученого — имела одинаковые шансы оказаться самой важной. Взглянув на данные под таким углом, мы немало удивились. Похоже, возраст не имел значения.

В связи с этим возникал новый вопрос. Если моя креативность не имеет срока годности, а каждая из моих статей получает одинаковые шансы стать прорывом, то почему все мы — хоть гении, хоть обычные люди — достигаем пика на заре карьеры?

Дело было в продуктивности.

Объяснить этот, на первый взгляд, парадоксальный вывод поможет простая аналогия. Допустим, тридцать лет подряд вы каждый год в свой день рождения покупаете лотерейный билет. С возрастом ваши шансы выиграть приз не повышаются. Впрочем, они и не падают. Сегодня они такие же, как и пять лет назад, и десять лет спустя они останутся неизменными. Но что, если в свой тридцатый день рождения вы купите тридцать лотерейных билетов? Если вам вообще суждено выиграть лотерею, велики шансы, что это случится именно тогда. Наши оценки показали, что научные статьи сродни лотерейным билетам в жизни ученого. Каждая из них имеет равные шансы на успех. В результате успех приходит к исследователю в тот период, когда его работы публикуются чаще всего — когда он завершает проект за проектом без передышки. Дело не в том, что на пике активности ученые более креативны, а в том, что они просто совершают больше попыток.

Всплеск продуктивности большинства ученых приходится на первые два десятилетия профессиональной жизни. Окончив университет, мы в первые годы беремся за новые проекты с огромным энтузиазмом. Затем, десять или двадцать лет спустя, наша продуктивность постепенно снижается. То же самое происходит и в других творческих сферах. Появляются новые возможности, которые заставляют нас покинуть работу, студию или лабораторию. Мы сталкиваемся с кризисом среднего возраста. Наши дети попадают в передряги, а стареющие родители требуют внимания. Мы выгораем, отвлекаемся, наши приоритеты смещаются, а темпы работы падают. Иными словами, ближе к концу карьеры люди покупают меньше лотерейных билетов, а потому реже выигрывают.