Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. - [99]
Итак, с мнимыми Казанскими походами 1521 и 1526 гг. не следует считаться еще и потому, что местнические дела, упомянутые под этими годами, просто дублируют местничества 1530 г., но и последний случай совершенно фантастичен. Речь идет даже не о том, что в походе 1530 г. участвовал не Михаил (который, кстати сказать, и боярином-то не был), а Федор Курбский. Во всех трех местнических делах назойливо проводится мысль о равенстве в местническом смысле Бутурлиных со всеми крупнейшими княжескими фамилиями, что резко противоречит положению вещей в первой трети XVI в. Самих местнических документов в разрядной книге не помещено, а изложение весьма стандартное, в духе поздних местнических решений.[1538] Совершенно невозможно, чтобы все главные воеводы между собой одновременно в одном походе «переместничались», это противоречит практике 20—30-х годов XVI в. Ничего подобного из достоверных источников нам не известно.[1539]
Для времени правления Елены Глинской местническими случаями мы не располагаем вовсе. Маркевич приводит известие одного местнического дела конца XVI в. (до 1582 г.), в котором говорится, что кн. В. В. Шуйский «был месник» И. Ф. Бельскому.[1540] Но это не что иное, как позднейшая интерпретация служебного положения обоих бояр, а не реальное указание на местнический спор между ними. В местническом деле 1579 г. кн. И. П. Шуйский писал, что «Хабар был местник Ивану Морозову».[1541] И это сведение имеет такой же смысл, как и предшествующее.
В январе 1535 г. архимандрит Феодосий писал новгородскому архиепископу Макарию: «молим, владыко, еже утолити мятеж местной между старiишими градцкыми, наместником и дворецкым, и указ учинити о том... к кому наперед приходити». Маркевич видит в этих словах глухое указание на местнические споры новгородского наместника М. С. Воронцова с И. Н. Бутурлиным.[1542]
Действительно, в апреле 1536 г. упоминаются в разрядах наместник М. С. Воронцов и дворецкий И. Н. Бутурлин.[1543] При этом П. П. Свиньиным изданы отрывки из разрядной книги Годуновых или Сабуровых за 1360/61 г.—1691/92 гг.[1544] В них встречается ряд известий местнического характера, часть их относится к Бутурлиным. Так, о И. Г. Закале Бутурлине специально оговаривалось, что он «во всем своем роду большой, в братстве». Помешено здесь «Челобитье на Никиту на Бородина Дмитрия Бутурлина» (нач.: «7027 году ходили воеводы»). После рассказа о походе «из Новгорода» 7043 г. челобитчик сообщает: «Иван, дядя мой, был на твоем государеве жалованье. . . Новгородском. И присылал к тебе, к государю, бити челом на боярина и на воеводу на Михаила на Воронцова, что дяде моему Михаиле (?) быти не вместна меншим. И ты, государь, пожаловал, прислал свою царскую грамоту к Ивану, к дяде, невместную, а рек еси государь, пожаловать щет (в издании: «цев») дати им, как они с твоего государева жалованья снидет. И Ивана, дяди моево, на твоем государеве жалованье, на дворечестве в Нове-городе нестала. . .»[1545] Маркевич связывает этот случай с грамотой Феодосия, которую он датирует январем 1535 г.[1546] Однако в других списках пространной редакции разрядных книг этот случай изложен под 1518/19 г. перед местничеством А. Бутурлина.[1547] Не является ли это сведение «затейкой» Бутурлиных, выполненной по материалам разрядных книг? Рассказ же Феодосия не дает достаточных оснований для интерпретации его в местническом смысле.
Обилие в поздних текстах разрядных книг «местнических дел» (сомнительных по содержанию), которые относятся к Бутурлиным, позволяет поставить вопрос: не имели ли Бутурлины отношение к их составлению? Вопрос нуждается в специальном обследовании. Сейчас же можно сказать только, что до нас дошла разрядная книга окольничего Федора Васильевича Бутурлина, его сына стольника Ивана и внука стольника Ивана Ивановича (ГИМ. Собр. Уварова. № 593). Списана была книга с книги Квашниных, где «много и затеек написано». Это не единственный экземпляр бутурлинских разрядных книг (см.: ЛОИИ СССР. Собр. Воронцова. № 650, 651). В рукописи, содержащей выдержки из разрядных книг (БАН. 32.5.1), есть даже царская грамота от марта 1633 г., выданная Ф. В. Бутурлину.[1548] Бутурлины — видные деятели Боярской думы и московских приказов XVII в. Сам Федор Васильевич возглавлял Приказ городового дела в 1641/42—1643/44 гг., Новую четь в 1643/44—1645/46 гг., а в 1652/53 г. — Московский судный приказ. Его сын — глава целого ряда приказов в 1668/69—1679/80 гг.[1549]
Итак, во второй половине XV—первой трети XVI в. местничество имело скромные размеры. Для более раннего периода у нас сохранились отрывочные данные, главным образом содержащие предания о местах, которые занимали во время приемов ближайшие к великому князю бояре. Этот порядок описывает и Герберштейн.[1550]
Межродовое местничество при назначении на военно-служилые должности имело место у старомосковских бояр, происхождение которых не давало оснований для предпочтения одного рода перед другим. «Состязаться» в знатности неродовитые бояре с княжатами не могли. Поэтому первоначально местничество носило служилый, а не родословный характер. Только со времен боярского правления, когда служилые князья вошли в Думу, они сравнялись с верхушкой старомосковской аристократии и также включились в систему местнических отношений.
