Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. - [98]

Следы существования местничества в других княжествах (кроме Московского) крайне незначительны. Одно из местнических дел XVI в. (1581/82 г.) упоминает «правую грамоту. . . на Ивана Ивановича Измайлова, дана Федору Григорьевичю Вердеревскому».[1522] Рязанские бояре И. И. Измайлов и Ф. Г. Вердеревский упоминаются в документах конца XV в.[1523]

От времени Василия III сведений о местничестве сохранилось также очень немного. В разрядных книгах есть запись о том, что в 1506/07 г. первым воеводой передового полка был С. И. Воронцов, а сторожевого — Ю. К. Сабуров. В связи с этим в пространной редакции разрядных книг под тем же годом сообщается, что «Юрьи бил челом государю на боярина на Семена Воронцова, что Семен кабы ево почеснея, и государь Юрья Сабурова пожаловал, учинил их с Семеном месникоми по счету».[1524] Это сведение по своему типу очень напоминает поздние записи о местничестве. Во всяком случае, оно относится к старомосковскому боярству.

В рукописи конца XVII в. (в родословных делах) сохранилась «невместная» грамота, данная якобы в 1509 г. окольничему Матвею Яковлевичу Бестужеву на Андрея Петровича Нагого.[1525] Никакого окольничего Бестужева в это время не существовало. Грамота входит в круг бестужевских подделок.[1526]

В местническом деле окольничих М. М. и М. Г. Салтыковых с И. В. Сицким (конец XVI в.) упоминается о том, что, когда в конце 1512 г. Василий III пошел к Смоленску, в дворовых воеводах у него были дворецкий В. А. Челяднин и оружничий А. Салтыков. «И он, Андрей Салтыков, — говорится в этом деле, — бил челом государю в отечестве на большова Васильина брата на Ивана Андреевича Челяднина». Василий III якобы учинил А. Салтыкова и В. А. Челяднина «месниками». Однако проверка, проведенная в приказном ведомстве, подтвердила только существование осеннего разряда 1512 г.[1527] Записей о местническом деле не было обнаружено. Вероятнее всего, его и вовсе не существовало. А. Салтыков не мог быть могущественному В. А. Челяднину никаким «месником».

Под 7027 г. в пространной редакции разрядных книг есть сообщение о том, что в этом году «суд был окольничему Ондрею Микитичю Бутурлину о местех с Ондреем Микулиным сыном Ярова Заболоцким на Волоку на Ламском. И по суду государь окольничева Ондрея Микитича Бутурлина оправил, а Ондрея Микулина сына Ярова обвинил, и правую грамоту пожаловал, на нево дал; да в той же грамоте введено, что учинили Микиту Ивановича Бутурлина господином Семену Ивановичю Воронцову».[1528] Сведение, опять возбуждающее по крайней мере настороженность. Дело в том, что ни И. Н. Бутурлин, ни его братья никогда не были окольничими, хотя разрядная книга пространной редакции щедро именует Бутурлиных думными людьми. Так, Иван и Федор Бутурлины называются боярами под 1512/13 г.[1529] А. Н. Бутурлин часто именуется окольничим.[1530] Н. И. Бутурлин не мог местничать с С. И. Воронцовым, ибо он упоминался в 1453 г., т. е. намного раньше Воронцова. Запись датируется осенью 1518 г., когда Василий III был на Волоке.[1531]

В пространной редакции разрядных книг под 1521 г. сказано, что на Костроме были наместниками: на большой половине — кн. М. И. Воротынский, а на меньшой — кн. И. В. Глинский. Между ними произошел спор, в результате которого Глинского поставили в «меньших» у Воротынского.[1532] Здесь явно какая-то путаница.

И. В. Глинский в разрядах упоминается всего один раз, причем на двадцать лет позже описываемого случая: в 1543 г. он как раз и был наместником и воеводой Костромы. В том же году впервые упоминается в разрядах и М. И. Воротынский.[1533] Так что местнический (условно говоря) спор между ними может быть отнесен примерно к 1543 г., а не к 1521 г.

В Софийской II летописи рассказывается о походе 1530 г. русских ратей кн. И. Ф. Бельского (судовой) и кн. М. Л. Глинского (конной). Поход окончился неудачей, поскольку, как пишет летописец, «воеводы межь себя Белской с Глинским спор учинили о местех, которому ехати в город наперед». Маркевич считает этот случай местничеством,[1534] хотя совершенно ясно, что речь идет не о споре о служебном положении, а о том, кто должен первым войти в побежденный город.

По разрядным книгам, в большом полку судовой рати находились кн. И. Ф. Бельский и кн. М. В. Горбатый, в передовом полку — кн. Федор Лопата Телепнев-Оболенский и кн. Семен Федорович Сицкий, в правой руке — Федор Кутузов и кн. Ф. М. Курбский, в левой руке — Иван и Андрей Никитичи Бутурлины. И вот в разрядных книгах пространной редакции мы встречаем целый комплекс сведений о местнических спорах в Казанском походе, в которых принимают участие почти все названные лица.[1535] Иногда в записях даже Казанский поход как бы утрачивается и появляются три похода — 7029, 7034 и 7038 гг., в которых названные воеводы местничали.[1536] В первом (1521 г.) походе (мнимом) был якобы местнический спор М. В. Горбатого и И. Н. Бутурлина и А. Бутурлина с М. Курбским; во втором, также мнимом (1526 г.), — три (М. Горбатого с Ф. Оболенским и И. Бутурлиным, М. Курбского с Ф. Оболенским и И. Бутурлиным, А. Бутурлина с М. Курбским); в третьем (1530 г.) тоже было три случая, причем первые два совпадают полностью, а третий частично с местническими делами 1526 г. (М. Горбатого с Ф. Оболенским и И. Бутурлиным, М. Курбского с Ф. Оболенским и И. Бутурлиным и, наконец, А. Бутурлина с М. Курбским, Ф. Оболенским и С. Сицким). Во всех случаях решение было «служба без мест», причем как служба минется, «и князь великий ему с ними счет даст».