Форма воды - [12]

– Еще что-нибудь?

– Да. Мануэле, он объезжал выпас и смотрел, все ли в порядке, видел, как она шагала с выпаса к шоссе. А поскольку ему показалось, что она не здешнего поля ягода, он повернул за ней, но какая-то машина ее подобрала.

– Постой минутку, Джедже. Мануэле видел, как она стояла у шоссе и голосовала, чтоб кто-нибудь ее подвез?

– Сальву, ну ты даешь. Прям прирожденный легавый.

– Почему?

– Потому что именно это заставило Мануэле призадуматься. То есть он не видал, чтоб она голосовала, а машина все равно остановилась. И это еще не все. Мануэле показалось, что в машине, которая ехала быстро, уже была даже дверка открыта, когда она притормозила, чтоб ту посадить. Мануэле даже не успел записать номер, не сообразил.

– Ну да. А о мужике в БМВ, о Лупарелло, можешь мне что-нибудь сказать?

– Мало что. Был в очках и в пиджаке, который так и не снял, несмотря на все дела и на жарищу. Однако тут есть один пункт, где Милли и Кармен расходятся. Милли говорит, что когда машина приехала, у мужика был то ли галстук, то ли черный платок на шее, а Кармен божится, что когда она его видела, никакого галстука не было, а была расстегнутая рубашка. По мне, так это ерунда: было не было, ведь инженер мог снять галстук, когда трахался. Верно, он ему мешал.

– Галстук – да, а пиджак – нет? Это не ерунда, Джедже, раз в машине не нашли никакого галстука и никакого платка.

– Это ничего не значит, мог выпасть на землю, когда женщина выходила.

– Люди Якомуцци прочесали все и ничего не нашли.

Постояли молча раздумывая.

– Может, есть объяснение для того, что видела Милли, – вдруг сказал Джедже. – Не галстук это был и не платок, а ремень безопасности, ясное дело, спускались по Каннето, там полно камней, – и инженер его отстегнул, когда женщина ему прыгнула на колени, – ремень ему уж точно бы мешал.

– Возможно.

– Сальву, я тебе все выложил, что мне удалось выяснить по этому вопросу. И говорю я тебе это в моих собственных интересах. Потому что мне совсем не улыбается, чтобы такие шишки, как Лупарелло, приезжали сюда отдавать концы. Теперь все зациклились на выпасе, и ты чем раньше закроешь дело, тем лучше. Через пару дней народ обо всем забудет, и мы опять начнем работать со спокойной душой. Я могу идти? В это время у нас там самый пик.

– Погоди. А сам ты что об этом думаешь?

– Я? Ты ж у нас легавый. Во всяком случае, чтоб тебе сделать приятное, я тебе скажу, что это дело мне не нравится, что-то тут нечисто. Положим, женщина – шлюха высокого класса, иностранка. Что, ты мне будешь рассказывать, что Лупарелло некуда ее повезти?

– Джедже, ты знаешь, что такое извращение?

– Ты у меня об этом спрашиваешь? Я тебе такое могу порассказать, что тебя вывернет не отходя от кассы, прям мне на ботинки. Я знаю, что ты имеешь в виду: мол, эти двое заехали на выпас, потому что это место подействовало на них возбуждающе. Иногда такое случается. Знаешь, что как-то раз ночью явился один судья со всей охраной?

– Не может быть! И кто это был?

– Судья Козентино, фамилию я тебе могу назвать. Вечером, накануне того дня, когда его с позором отправили в отставку, он прибыл на выпас с машиной сопровождения, снял трансвестита и его отымел.

– А охрана?

– Гуляла по берегу моря. Однако возвращаясь к делу: Козентино знал, что его песенка спета, и оттянулся в полный рост. Но инженеру какой был в этом интерес? Не такой он человек. Женский пол он любил, это все знают, но с оглядкой, чтоб не засветиться. И потом, хотел бы я увидеть ту проститутку, с которой ему так захотелось срочно перепихнуться, что он даже наплевал на свою карьеру. Не-ет, что-то мне не верится, Сальву.

– Продолжай.

– Если же предположить, что женщина не была шлюхой, все еще невероятней. Они вообще ни за что не показались бы на выпасе. И потом, машину вела она, это доказано. Шлюхе никто не доверит машину, которая стоит кучу денег, тем более такой зверь-бабе. Сначала она без проблем спускается по Каннето, потом, когда инженер у нее загибается между ног, встает спокойно, вылезает, приводит себя в порядок, закрывает дверцу и вперед. Для тебя это нормально?

– Для меня это ненормально.

Джедже рассмеялся и щелкнул зажигалкой.

– Что тебя разбирает?

– А ну-ка подойди поближе, мудила. Ближе.

Комиссар подчинился, и Джедже посветил ему в глаза. Потом потушил зажигалку.

– Я все понял. Мысли, что пришли в голову тебе, представителю закона, совпадают с теми, что посетили меня, представителя преступного мира. И ты хотел только проверить, так ли это, да, Сальву?

– Да, угадал.

– Я никогда в тебе не ошибался. Будь здоров, пока.

– Спасибо, – сказал Монтальбано.

Комиссар тронулся первым, но вскорости друг с ним поравнялся и сделал знак притормозить.

– Чего тебе?

– Не знаю, что у меня с головой, раньше хотел тебе сказать. А знаешь, что ты очень хорошо смотрелся сегодня после обеда у нас на выпасе за ручку с инспекторшей Феррара?

И Джедже нажал на газ, чтобы оказаться от комиссара на безопасном расстоянии, а потом поднял руку в знак приветствия.

Вернувшись домой, Монтальбано записал кое-какие подробности, сообщенные Джедже, но скоро на него навалился сон. Он посмотрел на часы, увидел, что было начало второго, и отправился спать. Его разбудили настойчивые звонки в дверь, он поискал глазами будильник, было четверть третьего. Комиссар с трудом поднялся – он всегда медленно просыпался.