Фонарь на бизань-мачте - [22]
Итак, Изабелла умолкла, и мы сделали несколько шагов. По шоссе проскакал всадник.
— Я ничего не видела, кроме своего города, — продолжала она. — Занавеси в голубую полоску у соседки напротив — я всегда их видела висящими на том же самом окне. В этом городе я выросла, ходила в школу, потом вышла замуж. И все-таки покидала его со стесненным сердцем. Несмотря на свойственную девушкам романтичность, в восемнадцать лет не вступают в неизвестное без опаски. Я была очень плохой ученицей, Никола. Когда я встретила своего будущего мужа и он мне сказал, что владеет поместьем на острове Маврикий, я попросила у двоюродного братишки его географический атлас. И сейчас еще помню, как я наклонилась над картой, отыскивая на ней эту малюсенькую точку, в то время как мать, спешившая на работу, за что-то меня распекала. Едва заметная точка и была всем этим: пляжем, аллеей, полями, моим, вашим домом, Карфагенской царицей…
Шедшая впереди с фонарем негритянка, услыхав свое имя, остановилась.
— Да иди же, иди! — крикнула ей хозяйка.
Мне показалось, что в голосе Изабеллы прозвучала досада и бессознательный, вероятно, упрек за разрушенное настроение неизъяснимой печали.
Мы часто проделывали этот путь, и если бы я стал вспоминать все наши прогулки, то несомненно оценивал бы их важность в зависимости от хранящихся в моей памяти слов и жестов. Что бы я только ни воскресил, все становится для меня осязаемым. Одна подробность тянет за собой другую. Я пытаюсь также взглянуть и со стороны, открыть себе перспективу. Пробую поступать как тот, кто, глядя в круглое стеклышко подзорной трубы, замыкает в нем то один, то другой пейзаж, долго его исследует, смакует его красоты или же натыкается на суровые пустоши.
Простившись с Изабеллой, я неспешным шагом возвращался домой. Во время субботних празднеств в поселке дробь барабанов и африканского бубна хорошо сочеталась с моими мечтами, с моей беспечностью. Я знал, что в поселке вокруг костра из сухих пальмовых веток и листьев мужчины и женщины воссоздают атмосферу своей Великой земли. Я знал, что они будут петь, танцевать и пить до рассвета, охваченные иногда таким исступлением, что крики сменяются полной одурью, от которой иные повалятся наземь и крепко заснут, хотя вокруг них еще не утихнут танцы и вопли.
Но в другие ночи над полем стоят глубокая тишина. Иногда во время прилива доносится шум набегающих на прибрежные рифы волн или звуки рожка с какого-нибудь запоздалого барка. Ясные ночи и мягкий, разлитый повсюду свет. Я шел медленно, у меня ничего еще не было решено, меж нами едва намечалось безмолвное понимание. Я неохотно всходил к себе на террасу. Как в день моего приезда, во всем доме горели огни. Каждую ночь я брал в своей комнате канделябр и совершат обход всех светильников. Я гасил их, переходя из комнаты в комнату. А с некоторых пор… Вот уже несколько месяцев, как на втором этаже это делает Рантанплан. Но двери и окна по-прежнему остаются открытыми, как среди бела дня. Зачем бы я стал менять то, что было всегда? Я теперь ничего не боюсь, ни колдовства, ни засады. Случается только то, что написано на роду.
Я входил в дом. Он тихо соскальзывал в сон. Я задерживался в библиотеке или в гостиной. Но бывало, я торопился к себе и, заложив руки за голову, лежал с открытыми глазами, чувствуя, что живу. С этой-то несравненной поры и началась моя настоящая наклонность к молчанию, к одиночеству, мое лихорадочное желание заслонить от праздного любопытства то, что составило всю мою радость и всю мою муку. Два или три человека кое о чем догадались. Другие, возможно, что-то подозревают. Но постепенно все утрясается, время делает свое дело.
Да, нелегко, когда вот так смотришь назад, соблюсти хронологическую последовательность событий. Но, быть может, сейчас уместно было бы рассказать о нашей сентябрьской поездке в Порт-Луи, где мы побывали на скачках и на театральном спектакле. С тех пор прошел год…
Целый вечер обсуждали мы этот проект у Букаров. Уже давно началась уборка сахарного тростника, но мы могли позволить себе отлучиться на четыре-пять дней. Сначала речь шла о том, чтобы ехать в Порт-Луи на перекладных в своем собственном экипаже. Молодежь предлагала воспользоваться дилижансом, но госпожа Букар-мать под конец решила сопровождать нас, и тогда все сошлись на том, чтобы нанять какое-нибудь каботажное судно из тех, что почти каждый день отплывают в порт с грузом сахара, рыбы, овощей или дров. На окрестных сахарных заводах непременно имеется одно-два таких судна. Это маленькие трехмачтовые парусники с двумя каютами на верхней палубе. На носу, в междупалубном пространстве, оборудован кубрик. Такие люгеры, водоизмещением в шестьдесят пять — семьдесят тонн, обладают в открытом море хорошей устойчивостью. Иные из них плавают до острова Бурбон. Все они в ожидании отплытия стоят на якоре в устье Известковой реки с развевающимися на ветру флажками.
Едва было решено, что мы поплывем на паруснике, Антуан Букар заговорил о длительности путешествия и о возможности провести ночь на море, о тех неудобствах, которые могут из этого воспоследовать для пожилой особы, что заставило подскочить старую госпожу Букар.
Поиск ответа на вечные вопросы бытия. Автор размышляет о кризисе середины жизни, когда, оглядываясь в прошлое, ищущий человек пытается переоценить все, что пережил, и решить, куда ему идти дальше. Может быть, кто-то последует примеру автора; «придет к выводу, что лучше прожить одну жизнь подробно и вдумчиво, чем разбазариваться на тысячу смазанных и невыразительных судеб».Роман вдохновляет обычного читателя. Да, каждый из нас с его страстями, исканиями, страданиями, даже болезнями – Великий Человек. Он интересен для других.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лесли Томас – один из самых оригинальных английских писателей, творчество которого до сих пор не было известно российскому читателю. Он лауреат множества международных литературных премий, автор девятнадцати романов, многие из которых экранизированы.Идет война, о которой нам практически ничего не известно: Великобритания воюет с Малайзией. Горстка необученных новобранцев оказывается один на один с бандами малайских партизан-коммунистов.Это не боевик и не триллер, это своего рода хроника солдатской жизни, со всеми ее казусами, нелепицами, страхами и желаниями.
Приключения скучного английского филолога в вымышленной стране Восточной Европы. Одна из самых ироничных и экстравагантных книг английской литературы ХХ века. Гениальный памфлет, который критики сравнивали с "Путешествиями Гулливера" Свифта и "Скотным двором" и "1984" Оруэлла. Роман, который "Sunday Times" назвала "работой абсолютного Мастера", "Daily Telegraph" – "искрометно смешным и умным литературным фарсом", а "Guardian" – "одним из забавнейших произведений нашего времени".