Фонарь на бизань-мачте - [147]

— Мое приглашение пройтись было просто предлогом, чтобы наедине обсудить вопрос, который покамест касается только нас, — сказала она.

Дети Брюни и Фелисите Шамплеров успели привыкнуть к тому, что родители говорят с ними прямо, без околичностей. Но не так обстояло дело с Жюльеттой. «В который раз я ее раздосадую, оскорблю ее лучшие чувства, — подумала госпожа Шамплер. — Однако могу ли я с этим считаться?»

В беседке они уселись на скамьи вокруг стола. Луна холодно освещала сад, и госпожа Шамплер увидела сияющее лицо Доминики. «Она, вероятно, думает: вот бабушка выполняет свое обещание», — усмехнулась она про себя.

— Не кажется ли тебе, Гилем, что пора позаботиться насчет будущего этой девочки?

— Время терпит, — ответил он, улыбнувшись. — Доми еще маленькая.

— Я иначе смотрю на это, — продолжала госпожа Шамплер. — Мы верили, или, точнее, нам нравилось верить, хотя лично я и не одобряю браков между кузенами, что Доми однажды пойдет под венец с Филиппом. Но теперь-то ясно как божий день, что молодые люди не созданы друг для друга. Она никогда не сможет приноровиться к его ребячливости и легкомыслию — не тот у нее характер!

— Я никого другого не вижу вокруг, но у меня впечатление, что у вас уже есть жених на примете.

— Возможно… — ответила госпожа Шамплер.

Ее перебила невестка:

— Эти вопросы не следует обсуждать при Доми.

— Вы мне напомнили одну мою стародавнюю приятельницу, которая из ложной стыдливости едва не расстроила мою свадьбу. Я же как раз считаю, что Домн непременно должна участвовать в разговоре: решать-то в конце концов ей.

— В мое время… — начала Жюльетта.

— Все мы, дочка, так говорим: в мое время… В конечном итоге эти три слова сводятся к нашему личному опыту. В ваше время не принято было вмешивать заинтересованных лиц в подобное обсуждение. Ну а в мое — они сами решали, что можно им делать, что — нет. Ваш довод не стоит ломаного гроша.

Поставив локти на стол, она уперла подбородок в сложенные одна на другую руки.

— Ведь это бросается в глаза: Доми влюблена в Жана-Франсуа Легайика, — очень твердо сказала она. — Что вы думаете об этом юноше?

— Какой смысл разбирать по косточкам человека, который уедет отсюда через несколько дней и о котором мы никогда, вероятно, уже не услышим? — спросил Гилем.

— Это необходимо, — отрезала его мать.

— Он отлично держится, симпатичен, я этого не отрицаю, у него, несомненно, хорошие виды на будущее. Но этого мало, не скажешь, что он — завидная партия. Насколько я понял, состояния у Легайика нет никакого.

Госпожа Шамплер откровенно улыбнулась.

— У Доми тоже нет состояния, — сказала она ясным голосом.

— Ну да, понятно, но ведь…

— Ты хочешь сказать, что у нее есть надежда?

— Матушка! — воскликнул Гилем.

— Сегодня необходима предельная искренность, — тихо сказала старая дама. — Не будем бояться ранить друг друга, в чем-то даже разочаровать. Я долго думала о своей ответственности перед всеми вами, теперь решение принято.

— Матушка, — сказала Жюльетта, — плоды неусыпных ваших трудов, ваших горестей…

«Вот дура!» — подумала госпожа Шамплер и, резко махнув рукой, обрубила хвалебную речь невестки, так старательно начатую.

— Вернемся к текущим заботам. Не для того мы здесь собрались, чтобы меня славословить. Если Легайик посватается к Доминике, вы будете «за» или «против»?

— Это требует размышлений, — важно сказал Гилем.

— Надо бы навести справки насчет семьи молодого человека, — заметила Жюльетта. — Доми не может выйти за первого встречного.

Взглянув на свою невестку, госпожа Шамплер улыбнулась.

— Контр-адмирал де Серсей и л’Эрмит следили за карьерой этого юноши и знают его происхождение.

— И каково же оно? — спросила Жюльетта.

— Скромное, — ответила госпожа Шамплер. — Скромное, но порядочное. Он сын канонира береговой охраны на острове Бель-Иль-ан-Мер. Его ожидает прекрасное будущее во флоте, если у жены его хватит ума понять, что он должен служить и дальше, и она не вздумает превращать его в никому не нужного неудачника.

— Бабушка…

— Нет у тебя права голоса, — перебила ее госпожа Шамплер. — Будь добра, помолчи.

— Тут даже не о чем говорить, — сказала Жюльетта. — Само положение, которое мы занимаем среди колонистов, не позволяет нам принимать в семью человека из простонародья. Заранее слышу сплетни, какие начнутся во всем околотке, и на реке Рампар, и в Большой Гавани.

— А какие вы слышали сплетни, когда вышли замуж сами? — спросила ее госпожа Шамплер.

— Когда вышла замуж я? — удивленно повторила Жюльетта.

— Ну да, — ответила госпожа Шамплер. — Что тогда люди болтали? Наверно, что вы чудесная пара? Что Белый Замок стоит не меньше, чем Золотые пески, и что потомки этих доблестных колонистов… В общем, что-нибудь в этом роде, не правда ли? Коли так, то я делаю вывод, что ваши родители не удосужились докопаться до истины. Если б они это сделали, я не имела бы горделивого счастья заполучить вас в свой дом.

Жюльетта заправила прядь, упавшую ей на лоб.

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— Я хочу сказать, что если вы так относитесь к этому юноше, то, вероятно, рассердитесь на родителей, давших согласие на брак с моим сыном.