Фокусы - [14]

Или о том, кого не может теперь до утра удержать с ней в постели ее теряющее упругость тело?

С высоких сияющих берез медленно и беззвучно падает на женщину редкий золотой дождь.

— Стоп! — раздается из красных кустов, что в начале аллеи, у реки, громкий мужской голос.

Женщина сильно вздрагивает и останавливается.

Стрекотание по аллее оборвалось. С реки громче плеск воды, музыка вразнобой, смех и веселые голоса.

— Подите сюда, Щербицкая! — снова раздается из кустов громкий мужской голос.

Женщина в длинном разноцветном пальто стоит в аллее, не оборачиваясь к красным кустам, откуда слышались голоса. Потом она срывается с места и быстро бежит по аллее, в другую сторону от красных кустов.

— Ко мне, Щербицкая! — раздается из красных кустов громкий сердитый мужской голос.

— Щербицкая, вы не слышите? — тонко выкрикивает из кустов женщина.

Женщина в пальто быстро бежит по аллее, удаляясь от голосов. Но вот она останавливается, приседает возле пня в стороне аллеи, быстро шарит рукой по сухим разноцветным листьям вокруг пня, достает из-под листьев длинную начатую пачку дорогих сигарет и коробку спичек; сидя на корточках, торопливо закуривает, задвигает сигареты и спички опять в листья и быстро бежит по аллее, к красным кустам возле реки, откуда слышались голоса мужчины и женщины. На бегу она часто затягивается сигаретой. В красных кустах в начале аллеи стоит на треноге небольшая кинокамера. Возле кинокамеры три человека. Двое мужчин и женщина. Один из мужчин, невысокий, худой, седой, с морщинистым загорелым лицом, одетый по-молодому дешево и небрежно: выцветшая клетчатая рубашка навыпуск, выцветшие джинсы, сандалии на босу ногу, только что отошел от кинокамеры и теперь сидит на желтом пригорке у красных кустов и рассматривает у себя на ладони ползущего муравья.

Другой мужчина — в очках с черными большими стеклами — сидит возле кинокамеры на высоком складном стуле. Ему, должно быть, немного за тридцать, но он уже располнел, у него светлые с широкими проборами волосы, белые большие щеки, подрагивающие, когда мужчина движется, и блестящие губы, будто он только что поел сильно масленой каши. Одет он в дорогой костюм — брюки и куртку из тонкой светлой замши, и такого же цвета замшевые ботинки, в белую, очень чистую батистовую рубашку и в пестрый шелковый шарф вокруг шеи.

Под ним, рядом с длинными ножками-трубками его складного стула, взявшись рукой за одну из них, стоит молодая женщина.

У женщины пушистые голубые крашеные волосы, большие голубые, обведенные черным карандашом глаза на загорелом лице. У женщины длинные ноги, тонкая талия и высокая грудь. Все это она с любовной заботливостью подчеркнула одеждой — на ней узкие голубые брюки и голубая, облепившая ее кофта.

Женщина в длинном разноцветном пальто добежала до кустов и остановилась перед высоко сидящим на складном стуле мужчиной.

Она высоко подняла влажное от жары лицо и молча смотрит в нацеленные на нее сверху густо-черные, бликующие стекла; она часто дышит, при каждом вдохе затягивается сигаретой и с громким коротким шипением выдыхает дым неподвижными губами.

— Как вы ходите, Щербицкая? Вы срываете мне финал фильма! — кричит сидящий на стуле мужчина. — Вы забыли, что вас снимают?

Женщина отводит глаза от черных стекол на пылающие кусты и затягивается сигаретой так долго и сильно, что на щеках у нее продавливаются впадины, как на спустившем воздух резиновом мяче.

— Я вас спрашиваю, Щербицкая, вы забыли, что вас снимают?

Женщина с шипением выдыхает дым ртом, потом говорит тихо, ясно:

— Нет, я не забыла.

— Где вы учились, Щербицкая? — кричит мужчина.

Женщина затягивается сигаретой — на щеках у нее образовались вмятины, выдыхает дым, говорит ясно:

— Я окончила Н-ский театральный институт, я говорила.

Мужчина направил черные стекла очков в протянутое ему улыбающееся лицо молодой голубой женщины, она часто закивала головой, загорелая кожа на ее длинной шее подернулась рябью.

— Может быть, в театре, Щербицкая, вы играли героиню средневековья Жанну д’Арк, или образец целомудрия Татьяну Ларину, или опальную королеву Марию Стюарт Шекспира?

Голубая женщина беззвучно смеется.

Женщина в пальто двумя сжатыми пальцами подносит ко рту крошечный остаток сигареты; поджав губы, с трудом затягивается — белая кайма возле желтого фильтра сразу тает, — выдыхает дым и говорит ясно, безучастно:

— В дипломном спектакле я играла Жанну д’Арк, два сезона в Куйбышеве я играла Катерину Островского, я говорила.

Мужчина, сидящий на стуле, смеется, смотрит круглыми черными стеклами на голубую женщину, говорит сквозь смех:

— Все они красавицы, героини и королевы. А в кадре ходить не умеют. Шага по-людски не ступят в кадре. Не могут идти в кадре — и все тут. Взгляни, милочка, как она ходит… Щербицкая, бросьте-ка сигарету и пройдитесь еще разок. Сделайте милость.

Женщина вертит дымящийся фильтр сигареты в пальцах, растерянно озирается, отыскивая урну, потом поднимает с земли сухую ветку, приседает, закапывает веткой окурок в землю и быстро бежит по аллее. Добежав до места, с которого ее позвали, она останавливается, украдкой стирает капельки пота с носа роскошным ворсистым рукавом пальто. Женщина в длинном разноцветном пальто медленно идет по березовой осенней аллее.