Фокер - [2]

Понравилось ему и гонять со звонким лаем гусей, что приводило хозяина в восторг. Но гуси шипели, как змеи, и щипали его своими крепкими клювами. Тогда Фокер переключил свое внимание на тощего котенка, обычно дремавшего на пороге. В нем пробудился инстинкт преследователя, и в один прекрасный день в его голосе зазвучали яростные нотки настоящей охотничьей собаки.

Котенок благоразумно отступил в кухню. Фокер бросился за ним и ухватил его за загривок. В следующее мгновенье сильный удар заставил Фокера перевернуться в воздухе. Жена Куцара, не давая ему опомниться, пинками вытолкала его вон.

С этого дня Фокер возненавидел эту сварливую женщину, которая распространяла вокруг себя кухонные запахи. И позднее, когда он вырос и даже состарился, привязанность его к этой женщине не стала сильнее.

Как только Фокеру исполнилось четыре месяца, Куцар привязал его на толстую цепь, на которой прежде сидел лохматый пес, умерший в прошлом году. Теперь Фокер не мог больше играть с детьми и гулять по двору. Приходилось целыми днями лежать. Он грелся на солнце, растянувшись во всю длину, выискивал блох, спал и временами скулил, когда ему грезились те самые смутные видения.

Белое пятно у него на груди увеличилось. Желтые подпалины над глазами приобрели янтарный оттенок, а глаза такой же неопределенный и изменчивый красновато — желтый цвет, как у его матери Султанки, знаменитой во всей округе гончей, охотившейся на косуль и лисиц. Он начал улыбаться детям и Куцару, сужая зрачки и приоткрывая челюсти. Подпалины на спине у него сделались ярко-коричневыми, тонкий хвост побелел, и светлая черта перерезала лоб пополам.

В обед и вечером Куцар позволял ему погулять возле дома, а в праздники брал заячью шкуру, волочил ее по земле, потом прятал и заставлял Фокера ее искать. Потом, к огромному удовольствию Фокера, вычесывал блох или мыл его.

И вот его впервые взяли с собой за город. У Куцара за плечами висело ружье, мальчики тащили большой рюкзак, а жена — корзину с едой.

Они расположились на опушке соснового бора. Новая обстановка не удивила Фокера, он словно уже бывал здесь. Побродив, обнюхав кое-где траву, он принялся играть с детьми.

Но Куцар потащил его в лес. Посадил на колени и, вскинув ружье, выстрелил. Фокер завизжал от страха и рванулся бежать, но Куцар зажал его между коленями и выстрелил еще раз. Что-то прогремело в лесу и затихло, а с верхушки одного из деревьев упали листья и веточки.

— Чего ты испугался? — спросил хозяин, когда Фокер опять стал вырываться. — Ничего, скоро ждать будешь, чтобы я выстрелил, и еще как будешь радоваться!

Поглощенный новыми впечатлениями и беготней с мальчишками, которые тайком от отца играли с ним, Фокер перестал видеть прежние сны. Как только столяр спускал его с цепи, он начинал бегать кругами по двору, выскакивал на улицу, крутился рыча, пытаясь поймать свой хвост.

Иногда он подкрадывался к котенку или пытался поиграть с хозяином. Но тот сердито шикал и отпихивал его. Тяжелая цепь снова повисала на шее Фокера, и он со вздохом ложился на свое место под навесом, где его кусали блохи. И чем старше он становился, тем скучнее делалась его жизнь.

Утром первым просыпался Куцар. Услышав его кашель, свинья начинала хрюкать, а гуси хором гоготать. Затем слышался голос хозяйки. Она спешила распахнуть калитку, выпуская гусей на реку, и дать пойло свинье. Фокер лежал в ящике и ждал, когда и его покормят. Потом появлялись мальчики — босые, заспанные; поддерживая руками штаны, они шлепали по траве в спадающих с ног тапочках.

Куцар уходил в мастерскую, и в доме раздавался только голос его жены.

Солнце в это время уже припекало. Тень от забора перемещалась со двора на улицу. Жаркие солнечные лучи проникали под навес. Фокер, высунув язык, тяжело дышал и наконец принимался скулить и скулил до тех пор, пока один из мальчиков не догадывался снять цепь с гвоздя и перевести его в тень под шелковицу возле ворот.

Так и текла целое лето его жизнь — однообразная, спокойная и невеселая. Фокеру исполнилось шесть месяцев. На одной щеке у него выросла маленькая бородавка, уши удлинились. Складки на лбу давно исчезли, а лапы стали большие и такие крепкие, что бег его приобрел уверенность и твердость. Теперь его можно было назвать красивым: крепкие мускулы, тонкая гладкая и блестящая черная шерсть, широкая и мощная грудь. Столяр разглядывал его с восхищением и все чаще ласково трепал за уши. Но морда у Фокера была печальной. Ему хотелось резвиться, а ни бегать свободно, ни гоняться за котенком не разрешали. Это приводило его в уныние, и вид у него стал огорченный.

2

Лето кончилось, а жизнь Фокера была по-прежнему скучной. Желтели листья шелковицы, небо поблекло, ночи стали холодные, а кваканье лягушек у реки еще печальнее. Ночью Фокер дрожал от холода, днем лежал под деревьями, где выкопал себе ямку, или у ворот дома и при каждом удобном случае норовил убежать на улицу. Он уже хотя и неуверенно, но лаял, когда незнакомый человек входил к ним во двор, и голос у него был для его возраста необыкновенно басовитый.

Куцар несколько раз водил его в мастерскую. Там пахло стружками, столярным клеем и политурой. Фокер с удовольствием валялся в сосновых стружках, это помогало ему избавиться от блох. Столяр больше не хватал его за морду, не свистел и не лаял. Иногда он что-то говорил ему, улыбаясь и покачивая головой, словно сулил дать лакомый кусок. Фокер вилял хвостом, даже облизывался в надежде получить обещанное, но столяр уходил, видимо, забыв о своем намерении.