Флорентийский волшебник - [12]

И он чистосердечно рассказал дома обо всем пережитом в пути. Конечно, он рассказал это не сразу, не тотчас же по прибытии, а дождался, когда за ужином собралась вся семья, рассчитывая в случае чего на заступничество дяди Франческо, а в крайнем случае, и деда. Он предвидел, что защитники понадобятся. Бабушка Лучия, как и следовало ожидать, сразу же начала плакать и сокрушаться. Но вот обращенный к всевышнему монолог ее оборвался: на пороге стоял сэр Пьеро.

Леонардо едва узнал отца, который снял траур, облачившись – пожалуй, с излишней юношеской поспешностью – в модный бархатный камзол фисташкового цвета и такой же плащ.

– Вот и правильно, сынок. Год скорби миновал! – вздохнула бабушка, сразу забыв так взволновавший ее перед тем рассказ внука. Теперь она допытывалась у сына, что нового, есть ли надежда сменить печальную участь вдовца на более приятную?

– Это не к спеху! – отшучивался сэр Пьеро. – Сначала мне хотелось бы наладить как следует дело своей флорентийской конторы.

Леонардо нисколько не интересовала техника заключения контрактов, да и деятельность нотариуса вообще. Такое же отношение к этой профессии было и у деда, который нарушил традицию многих поколений семьи – отверг правовые науки, ведущие на стезю нотариуса, и вернулся к земле. Его примеру последовал и дядя Франческо, которого даже любимая астрономия не смогла заставить изменить земледелию.

– О чем опять размечтался? – спросил как-то отец у Леонардо, когда они сидели в саду.

Леонардо смотрел на ласточку, которая выпорхнула из-под стрехи и, мелькнув, взмыла высоко в небо.

– Хочу летать, как птица, – проговорил он.

– Летать? – громко рассмеялся отец.

– Что же, наука обладает крыльями, – тихо вставил дядя Франческо. – А у древних – и искусство тоже.

Сэр Пьеро при этих словах снисходительно пожал плечами.

Но то обстоятельство, что сын его «помешался на рисовании», навело сэра Пьеро на размышления. Он переговорил по этому поводу кое с кем во Флоренции. Побывал у самого маэстро Верроккио. И теперь, когда сонный Леонардо ушел спать, сэр Пьеро собрал его рисунки, которые бережно хранились у дяди Франческо.

– Утром я возвращусь во Флоренцию. Возьму с собой Это добро. Пусть решают сведущие люди, сможет ли мальчишка добиться чего-нибудь на подобном поприще. Ведь, в конце-то концов, и эта профессия вполне подходит знатному человеку. Между прочим, я привез и Леонардо новую куртку. Ему тоже нора снять траур. Бедняжка Альбиера! – вздохнул он, но отец его, старый Антонио, отвернулся, почувствовав фальшь.

В самом деле, сэр Пьеро как раз накануне обратил внимание на юную дочь одного из своих флорентийских коллег, всеми почитаемого сэра Джованни Ланфредини…

За окном пронеслись две летучих мыши.

– Пойдемте-ка спать, – поднялся дед Антонио.

Вскоре дом да Винчи погрузился в глубочайший покой ночи.

– Я провожу вас немного, отец, – предложил утром Леонардо, при этом он весело похлопал Неттуно по шее.

Чалый сэра Пьеро в полной сбруе рыл копытом землю у садовой калитки.

– Смотри, чтоб сразу домой, – вздохнув, предостерегла Леонардо бабушка Лучия.

Да только напрасно.

Когда у восточных ворот отец простился с Леонардо, он, вместо того чтобы возвратиться домой, у первой же развилки тропы повернул на юг и вскоре добрался до тенистых скал. Здесь Леонардо с интересом стал оглядываться. З^аметив невиданную им до сих пор породу мха, он вырезал кинжалом маленький квадратик и опустил в суму. Надо будет показать деду. Среди скал он вел лошадь под уздцы. Что-то тянуло, влекло его вниз по каменистой, постепенно расширяющейся тропе, с обеих сторон окаймленной веерообразными папоротниками. И вдруг перед ним открылся темный зев пещеры.

Леонардо остановился. Ему еще не приходилось видеть пещеры с таким широким сводчатым входом. Какой же огромной должна быть она внутри. Там, внизу, в долине Арно, есть, правда, пещера в таком роде, о ней еще в детстве он слышал, что это – обиталище ведьм. Но у той пещеры вход узкий, хотя внутри она сразу же расширяется, и конца ей не видно.

Вход же в эту пещеру широкий, прямо как портал луккского собора. Вместо небольших, рельефно выступающих по сторонам его обломков, Леонардо чудились статуи святых. Когда он подвел Неттуно к пещере, лошадь громко заржала.

Что это она почуяла? Что ей померещилось?

Сжав рукоять кинжала, Леонардо отпустил поводья и медленно двинулся вглубь.

Но какое разочарование! Всего несколько шагов, и широкий сводчатый вход как бы внезапно сузился. Перед Леонардо была совсем небольшая щель… Он с трудом протиснулся в нее. Тут оказалось темно, оттого что пещера круто поворачивала, Леонардо coгнулся, опираясь сжавшей кинжал рукой о колено.

Им владели теперь два противоречивых чувства. Страх перед грозной темнотой и любопытство. Вдруг ou наткнется там на что-нибудь удивительное, неведомое?

Любопытство побороло страх, и Леонардо стал пробираться внутрь пещеры. Но сквозь толщу темноты сюда не проникало ни лучика света. И все же он сумел в этой глухой темноте заметить, вернее, ощутить, где-то над головой нечто знакомое. Послышалось шуршание. Конечно же, эго летучая мышь. Ничего особенного, ничего колдовского.