Флоренс Адлер плавает вечно - [75]

– Офис на Вермонт-авеню. Рядом с маяком.

– Спасибо.

– Раз ты выходишь, не возьмешь с собой Гусси?

Анна уже отвернулась, так что только отмахнулась и бросила через плечо:

– Извините, не сейчас. Не могу.

Она вдруг поняла, что впервые отказала ей.

* * *

Часть денег, которые Илай Хирш собирал для Американского еврейского комитета, шла на его офис, огромный и роскошно обставленный. Анну встретила секретарша, спросила, назначено ли ей, а когда Анна призналась, что нет, записала ее имя и поспешила вниз по коридору. Она явно собиралась сообщить мистеру Хиршу о незваной посетительнице наедине, чтобы ее нельзя было подслушать. Вернувшись через несколько мгновений, она казалась немного разочарованной необходимостью признать, что мистер Хирш с ней все-таки встретится.

– Анна, – сказал мистер Хирш, приветственно вставая, когда секретарь проводила ее до кабинета в конце коридора. – Приятная неожиданность.

– Спасибо, что согласились принять меня.

– Конечно. – Он провел ее от своего стола к окну, где была расставлена богато обитая мебель – маленькая кушетка и два кресла. – Чем я могу помочь?

– Речь о моих родителях, – сказала Анна, доставая письмо матери из сумочки. Знай мистер Хирш венгерский, она просто передала бы его, но вместо этого пришлось кратко пересказать содержимое.

Пока Анна говорила, он соединил кончики пальцев и закрыл глаза. Он слушал? Сложно было понять. Закончив, она сразу продолжила:

– Чего она не говорит – никогда, – так это, как на самом деле плохи дела. Мой отец не работает уже больше года, а я читаю достаточно газет, чтобы понимать – речь идет не только об увольнениях евреев. До моего отъезда пару туристов избили почти до смерти, и сына Кальтерборнов тоже.

Мистер Хирш открыл глаза и внимательно смотрел на Анну.

– Я обнаружил, что родители всегда будут стараться защитить своих детей.

– Да, но сейчас я бы хотела иметь возможность защитить своих родителей, – парировала Анна. – За ланчем в прошлом месяце вы пошутили – по крайней мере, тогда мне это показалось шуткой, – что брак стал бы самым надежным способом вывезти моих родителей из Германии.

Мистер Хирш переплел пальцы и одарил ее грустной улыбкой, которая не затрагивала глаза.

– Все было бы намного проще, будь вы гражданкой Америки.

– Что изменилось бы?

– Ваши родители попали бы под преимущественную визу. Супруги граждан Соединенных Штатов получают максимальное предпочтение на визу, а их родители – предпочтение второй категории.

– Они окажутся в начале очереди?

– Не совсем. Консул все равно может замучить их волокитой. Но кандидатам на преимущественную визу не нужно доказывать, что они не окажутся на государственном обеспечении.

– А что насчет перехода со студенческой визы на постоянную? Подача документов на гражданство через обычные каналы?

– Сейчас в этом деле ужасный беспорядок. Это может занять годы. Или и вовсе никогда не случиться. Как я понимаю, вам придется покинуть Соединенные Штаты и пересидеть процесс рассмотрения в другом месте – возможно, в Канаде или на Кубе.

– А если я выйду замуж?

– Это довольно просто. Вам не придется переживать о визах, сразу подавайте на гражданство. Вы – или, вернее, ваш муж, – подадите петицию генеральному комиссару по делам иммиграции в Департаменте труда с просьбой переквалифицировать запрос на визу для ваших родителей в неквотируемый, иными словами, – преимущественный. Они взглянут на ваше свидетельство о браке, возможно, немного изучат вопрос, а затем уведомят Госдепартамент о вашей просьбе. В результате консул переложит заявление ваших родителей из стопки квотируемых в неквотируемые, а, как вы знаете, такие стопки просматривают гораздо чаще.

Анна подумала о Стюарте. В бассейне той ночью и чуть позднее, когда он помогал ей надевать мокрое платье через голову, она могла поклясться, что он хочет поцеловать ее. Она тоже этого хотела, и совсем иначе, чем хотела поцелуя Флоренс в ночь, когда получила одно из первых скверных писем. Рядом со Стюартом в ее груди раздавался тихий стук, из-за которого тяжело было сфокусироваться на его словах. Как будто гонг бил где-то в глубине, и звук вместе с вибрациями разносился во все стороны: к лицу, к рукам, к ногам.

– У вас есть дети, мистер Хирш?

– Да, четыре дочери и сын.

– Если бы одна из ваших дочерей сделала как вы сейчас рассказываете – отказалась от колледжа, чтобы выйти замуж – вы бы рассердились?

– Если ее муж мог бы содержать ее, и она верила, что он сделает ее счастливой, – нет.

– А если бы он не был евреем?

Мистер Хирш сжал губы. В комнате стало так тихо, что Анна слышала тиканье часов, стоящих на углу стола у дальней стены.

– Мы живем в трудные времена, мисс Эпштейн.

– Так вы смогли бы ее простить?

– Смог бы.

* * *

Анна вернулась в квартиру, только чтобы забрать свой экземпляр «Волшебной горы» и достать пятидолларовую купюру, вложенную между страниц. Она спрятала деньги в сумочку и отнесла в «Купальные костюмы Блока» на углу Пасифик-авеню и Сен-Джеймс-плейс, где положила купюру на прилавок.

Одна из продавщиц, девушка немногим старше Анны, спросила, чем она может помочь. Анна, стараясь не думать, как объяснит трату матери, заявила: