Флоренс Адлер плавает вечно - [39]

– Мы надеялись, вы подскажете, какие нам предпринять шаги, – сказала она мистеру Хиршу, опуская вилку.

– Я вижу для вас несколько возможностей, – отозвался он, утирая рот салфеткой. – Вы можете предоставить несколько рекомендательных писем, или даже попытаться найти второго спонсора, который обеспечит поручительство, – лишь бы заставить их закрыть глаза на тот факт, что Джозеф не родственник. Или вы можете попытаться открыть счет на имя родителей и положить на него достаточно денег в доказательство, что они не будут нуждаться в государственном содержании.

Анна подумала о драгоценных пятидесяти долларах, которые хранила спрятанными в экземпляре «Волшебной горы» Томаса Манна, привезенном из дома. Родители предупредили, что ей придется растягивать деньги, потому что они не знали, когда смогут послать еще – и смогут ли вообще.

– Сколько денег будет достаточно? – спросил Джозеф. Он едва коснулся форели на своей тарелке.

– В этом-то, мой друг, вся загвоздка. Тысяча? Возможно, больше? Достаточно, чтобы встать на ноги или жить отныне и впредь? Никому не дают прямого ответа.

Анна схватила стакан и поднесла к губам, только чтобы осознать, что он опустел. От обсуждения судьбы родителей ее охватило то же нервное чувство, что и при спуске с парохода «Нью-Йорк» на острове Эллис. Она была молода, здорова, при ней имелись все нужные бумаги, но она не могла отделаться от мысли, что иммиграционные инспекторы и медработники выискивали причины, чтобы развернуть людей. Если она замешкается или кашлянет, или скажет что-то не то, она разрушит мечты родителей и провалит единственную надежду на образование.

– Стоит сделать и то и другое? – спросил Джозеф. – Послать больше рекомендательных писем и открыть банковский счет?

– Это определенно не помешает, но попробуйте сперва с письмами. Если их заявление отклонят, вы просто потеряете несколько месяцев.

Сердце Анны упало. Прошло уже три месяца с тех пор, как она видела мать.

– Я буду только рад предоставить письмо от комитета, – сказал мистер Хирш. – Учитывая, сколько денег мы передали на благотворительность за прошлый год, можно надеяться, что консул начинает принимать нас всерьез.

– Я ценю это, – отозвался Джозеф, кидая взгляд на Анну.

– Я думаю, мы также можем выудить у конгрессмена Бахараха письмо, подтверждающее вашу способность содержать Эпштейнов. Еще двух писем будет достаточно, чтобы протащить их. Особенно, если одно из них будет от конгрессмена. – Мистер Хирш поманил официанта, показывая, что хочет оплатить счет.

– Я знаю Айка Бахараха, но мы не особенно близки, – сказал Джозеф. – Думаете, он действительно согласится написать письмо?

– Он должен мне. Я возьму это на себя, если вы перешлете мне детали.

– Сделаю это сразу же, как доберусь до офиса.

Анна подумала об офисе Джозефа, о печальном пляжном стуле, который она видела перед камином во время своего последнего визита. Сложно было сказать, считал ли он просьбу мистера Хирша желанной возможностью отвлечься от горя или назойливым вмешательством. Возможно, и тем и другим.

Официант принес счет, и мистер Хирш потянулся за кошельком.

– Позвольте мне, – настоял Джозеф. – Вы невероятно помогли.

– Чепуха, – сказал мистер Хирш, отсчитывая шесть однодолларовых купюр и выкладывая их на стол.

Метрдотель принес шляпу, и он встал.

– Мисс Эпштейн, есть еще одно возможное решение для ситуации с вашими родителями.

– Какое? – спросила Анна, выпрямляясь. Она следила, как он надевает шляпу.

– Выходите замуж за американца, – сказал он, разглаживая поля.

Анна тихо засмеялась.

– О, не смотри на меня так, Джозеф, – подмигнул им мистер Хирш. – Это все еще самый быстрый известный мне способ получить визу.

* * *

Алкоголь, послеобеденная жара и обещания мистера Хирша немного вскружили Анне голову. У двери в квартиру Адлеров она извлекла из сумки платок и компактную пудреницу, промокнула пот с шеи и кожу возле линии роста волос и оценила свой вид в маленьком зеркальце. Она скорчила себе рожу и наверное, скорчила бы еще не одну, не откройся вдруг дверь. За ней обнаружилась Гусси.

– Я так и думала, что это ты!

Гусси протянула руку для секретного рукопожатия, и Анна захлопнула пудреницу и спрятала обратно в сумочку вместе с платком. Затем она потянулась к запястью девочки.

– Гдарп-е тарп-ы барп-ыларп-а? – спросила Гусси.

– Давай пока поговорим по-английски, ладно?

Какое-то мгновение Гусси казалась ужасно расстроенной, но ее лицо тут же просветлело.

– У меня для тебя письмо!

– О? – Анна получила письмо от матери несколько дней назад, но, возможно, ей написал отец. Вместо длинных писем он обычно присылал статьи или короткие рассказы, которые вырезал со страниц журнала «Кладдерадач»[25]. Возможно, дело было в долгих годах, которые он провел за изучением и преподаванием английского, но отец будто понимал, что теперь для Анны возможность читать на немецком стала подарком.

Гусси провела ее на кухню, где стол был завален старыми газетами, разрезанными на кусочки.

– Над чем ты работаешь?

– Бабушка говорит, что маме нравятся пятнашки Дион.

– Пятерняшки.

– Я так и сказала. – Анна явно раздражала девочку. Она приподняла брови, наблюдая, как Гусси перебирает обрезки бумаги в поисках чего-то. К счастью, письмо Анны не оказалось разрезанным на кусочки.