Флоренс Адлер плавает вечно - [25]

Сестра была добрее.

– Возможно, у нее было высокое давление или что-то другое. Иногда это просто случается.

Айзек не мог поверить, что этот ребенок, который весил не больше двух фунтов, был тем самым малышом, о котором Фанни мечтала столько лет. Почему он не подарил ей его раньше?

Взгляд Айзека упал на карточку, вложенную в колыбельку ребенка. На ней было написано: «Фельдман, мальчик».

– Мы назовем его Хирам, – сказал Айзек.

Доктор посмотрел на сестру, и та вынула карточку из колыбели. Она достала из кармана ручку и зачеркнула слово «мальчик». Над ним она размашисто написала большими буквами: «ХИРАМ». Айзеку понравилось, как имя смотрится на бумаге.

– Могу я увидеть Фанни? – спросил Айзек.

– Ей необходимо отдохнуть, – предупредил доктор. – Возможно, завтра.

Айзек знал, о чем хочет попросить, но произнести слова было тяжело.

– Я думаю, она захочет увидеть его прежде…

– Не стоит.

– Нет?

Доктор покачал головой.

Иногда Айзек задумывался, что случилось бы, умри Хирам той ночью, как предполагал доктор. Если бы Фанни никогда его не видела, не держала в руках и не начала надеяться, что он сможет выжить. Им обоим наверняка было бы проще смириться с потерей, и они бы не так отдалились друг от друга.

Нет, Айзек не жаждал провести выходные ни в больнице, ни в квартире родителей жены. Он переложил письмо в верхний ящик стола, и уже собирался задвинуть его, когда Джозеф постучал по косяку, прислоняясь к нему для опоры.

– Сегодня я уйду домой пораньше, – сказал он Айзеку.

– Я хотел спросить, могу ли одолжить вашу машину в субботу, – спросил Айзек.

Джозеф удивленно посмотрел на него. Он без сомнения полагал, что шаббат Айзек проведет с ними, втискивая неделю скорби в один день.

– Мой отец упал.

– Ох – мне жаль, Айзек.

– С ним все будет в порядке. Но я думал свозить к нему Гусси. Может, остаться на ночь в Аллайансе.

Джозеф ничего не сказал. Айзек догадывался, что его дочь играла у них роль целителя, и по крайней мере Эстер присутствие Гусси – и забота, в которой она нуждалась, – отвлекало от скорби.

– Мы вернемся утром в воскресенье. Останется достаточно времени, чтобы завершить шиву.

Джозеф медленно кивнул.

– Думаю, Гусси пойдет на пользу выбраться из дома.

* * *

Айзек и Гусси могли на поезде добраться из Атлантик-Сити до Нормы, а затем пешком пройти полмили от станции до Аллайанса. Но на машине ехать было веселее.

«Окленд» Джозефа был практичным автомобилем, нисколько не вычурным, но не без шика. Айзек следовал по Атлантик-авеню, пока у Мейс-лэндинг она не превратилась в шоссе-40, где Айзек смог набрать скорость. Он глянул на Гусси, чтобы оценить ее реакцию. Все стекла были опущены, и ветер хлестал дочь волосами по лицу. Время от времени она доставала прядь изо рта и заправляла за ухо. Надо было сказать ей взять с собой шарф. Да без разницы. Она казалась счастливой.

Когда он прибыл в квартиру Джозефа и Эстер в половине десятого, Гусси встретила его у дверей.

– Она ждала тебя с восьми утра, – сказала ему Эстер, и Айзек задумался, упрекала ли она его в опоздании или в том, что он нечасто виделся с дочерью. Гусси была одета в свежевыглаженное платье в желто-белую клетку и держала в руках рюкзак и пакет из пекарни.

– Я завернула для твоего отца ругелах[13], – сказала Эстер, – чтобы он быстрее поправился. Передашь ему наши пожелания? – И Айзек сразу пожалел о своей лжи.

Гусси молчала почти все время, что они неслись по четырехполосному шоссе, и Айзек задумался, выспалась ли она.

– Ты как? – спросил он.

Гусси обернулась к нему, будто удивленная вопросом, и он вдруг понял, что ее об этом никто никогда не спрашивал.

– Хорошо спишь?

Она кивнула и снова стала смотреть на дорогу. Айзек задумался, стоит ли прямо заговорить о смерти Флоренс и дать Гусси знак, что она может обсудить это с ним. Что можно сказать ей? Что смерть приходит за всеми? Что Флоренс ушла к Богу? Что они всегда будут нести с собой память о ней? Все это звучало смешно, так что в итоге он промолчал. Нечего было сказать семилетке обо всем этом печальном происшествии.

Они пронеслись мимо маленьких поселений Мицпа и Буэна-Виста, и только в Вайнленде Айзек был вынужден притормозить. Шоссе превратилось в широкую улицу, которую обрамляли ряды цветов и кустарников, высаженные вокруг тянущихся вдоль нее домов. Когда он рос в Аллайансе, Вайнленд казался ему большим городом, хотя по сравнению с Атлантик-Сити он все еще был маленьким поселком. Семья Айзека пешком преодолевала полмили, разделяющие Аллайанс и Вайнленд, чтобы купить те вещи, которые они не могли вырастить на ферме или сделать самостоятельно – вроде зимних курток или обуви. Мальчиком Айзек верил, что однажды Аллайанс догонит Вайнленд, и если его отец, мать и все их соседи будут усердно трудиться, в Аллайансе появится кинотеатр, аптека и галантерея.

На другой стороне Вайнленд сменялся сельской местностью – широкими полями, раскинувшимися между березовых рощиц. Айзек взглянул на часы. Четверть одиннадцатого. Он был уверен, что найдет отца в синагоге, учитывая, что он не сообщил о приезде. Айзек свернул на Гершал-авеню и еще через несколько минут заехал на лужайку перед Общиной Эмануэль. «Окленд» был здесь единственным автомобилем. Некоторые мужчины в общине – в их число отец Айзека, естественно, не входил, – были достаточно состоятельны, чтобы владеть машиной, но никто бы не посмел садиться за руль в Шаббат. Азейк с удовольствием представил, как они отчитают «Алейну» в последний раз, закроют молитвенники и выйдут на ступени общины – только чтобы столкнуться лицом к лицу с Айзеком и его автомобилем. Он представил, как они вернутся на свои фермы рассказывать женам, что дела у Айзека Фельдмана, похоже, идут неплохо.