Fleurs d'orange - [30]

Карл и Драган оголили мечи и стали медленно кружить по периметру, очерчивая своими движениями ровный круг на песке. Никто не решался нанести первый удар.

Публика нетерпеливо зашуршала, будя во мне нетерпимое желание обернуться, ворваться в толпу и свернуть их шеи. Голыми руками. Зубами. Затем в толпе зрителей послышались отдельные слова, реплики, крики:

— Убей его!

— Начинайте!

— Чего ждем?!

— Танцевать вышли?!

Многие из них потратили свои деньги, делая ставки на одного из фаворитов. И им хотелось утолить свой азарт. А еще, им очень не терпится увидеть нашу кровь. Этим аристократическим крысам. Этим трусам, которые мечтают растащить нас себе в услужение, чтобы мы прикрывали их ничего не стоящие души. Я скривился от омерзения, думая о такой перспективе.

Лязг мечей, сомкнувшихся друг с другом, привел толпу в возбуждение. Драган нанес первый удар, потому что знал, что Карл бы не смог этого сделать. Слишком малодушен. Он был на год младше своего противника. Но удар этот, хоть резкий и красивый, не мог нанести Карлу вреда, и был легко парирован. Так они продолжали наносить друг другу удары, как будто были на тренировке, а не арене.

Это продолжалось недолго. Кажется, у них просто сдали нервы. Драган сделал бросок вперед всем корпусом, вытягивая руку вперед резким и быстрым движением. Он не прикрывал себя, открывая грудь сопернику. Карл сделал то же самое, синхронно, как в танце. Он тоже не стал ставить защиту. Они крикнули, оба. И в этом крике не было желания победить, злобы, ярости. В нем было всепоглощающее отчаяние. Два зеркальных отражения столкнулись между собой. Драган упал замертво. Карл оказался на долю секунды быстрее.

— Победитель — Карл Аргус. — Абрахам провозгласил и так очевидный факт, заставляя зрителей биться в истерике. Кого-то из-за зря потраченных денег, кого-то из-за удачно сыгравшей ставки, а иных просто за компанию. Такие первобытные зрелища всегда действуют на аристократов как белена для лошади. — С победой, мальчик. — Абрахам стукнул Карла по плечу. Ублюдок.

Карл не смотрел никуда, его взгляд остекленел. Он вернулся в шеренгу, как будто ведомый чем-то потусторонним. За его спиной Защитники уже уносили тело.

Битвы продолжались. Абрахам, называя чужие имена, все еще продолжал смотреть на меня. Имена друзей, товарищей и тех, кто оставил в своей душе хоть каплю теплых чувств к своим приближенным. Лицо Томаса оставалось непроницаемым, лишь бледнело с каждой схваткой все больше и больше, напоминая полотно. Даже губы парня побелели.

Каждое новое тело, убираемое с ринга, давало Абрахаму возможность смотреть на меня, говоря взглядом черных глаз: «Ты. Скоро ты убьешь его».

Он ненавидел меня с детства, и у него на это было достаточно причин. Главные из них имеют два цвета: Рыжий и Седой. Седой, именно так называли Виктора, андабата, довольно рано потерявшего цвет волос. Именно он забрал меня из дома Эленор в ту ночь. Он был почитаем в их кругах и отчего-то проникся ко мне подобием отеческих чувств. Чем я заслужил? Не имею ни малейшего понятия. Но то, что он завел себе любимчика и покровительствовал мне (Что, впрочем, не играло мне на руку, заставляя терпеть даже больше иных.), не осталось незамеченным у Абрахама. Он завидовал положению Седого, а может и тому, что именно меня он обучал, делясь своими навыками. Да только вот Седому он отомстить не мог, а мне — пожалуйста. Именно Абрахам наградил меня многими из коллекции шрамов, еще в период, когда я был подростком. Рыжий — тот урод, которому я вмазал битой в памятную ночь. Напарник Седого и… Отец Абрахама. Один раз, когда мне исполнилось 17, я победил его отца, публично. Это была случайность, везение, Фортуна, если хотите, но позор отца Абрахам принял как свой и возненавидел меня пуще прежнего. А затем его стало бесить то, что я становлюсь лучше. Становлюсь легендой среди Юниоров, хоть этого мне не было нужно, у меня были иные цели. Но именно об этом мечтал Абрахам. А я забрал у него все: учителя, кумира, славу. И сегодня он захотел забрать у меня остатки моей человечности.

Десять битв были слишком долгими и слишком стремительными одновременно. Смотреть на то, как люди ломаются изнутри, убивая близких себе, было слишком даже для меня. Но знать, что твоя очередь приближается…

— Последняя битва на сегодня! Брендан Матео и… Реми Сантес. — Черные глаза светились изнутри. Лицо Абрахама обычно не выражало ничего, кроме злости или раздражения, но теперь оно сияло от ликования. Его можно понять, ведь Абрахам ждал этого момента десять долгих лет. Он хочет, чтобы я убил брата. Потому что знает, что я сильнее.

Я сделал твердый и уверенный шаг вперед, по песку, застилающему арену, уже основательно залитому кровью моих бывших товарищей. Он, белый, впитывал ее, как будто питался этим жертвоприношением. Еще шаг. Еще. Еще и еще. Вышел в центр арены, больше похожей на сцену. Сценой она, по сути, и была. Только вот актеры здесь умирали не по сценарию, и не в шутку. Толпа была возбуждена, они ждали этой битвы. Сколько на нас поставили? Сколько поставили на то, что они из нас умрет? Сколько стоит нынче человеческая жизнь в этом мире?