Флавиан - [43]

— А упал-то он откуда?

Тот отвечает:

— Да вон с самого верху шатра, от второго окошечка, метров с двадцати двух примерно.

Серафима уставилась на меня:

— Ничего, — говорит, — не пойму тогда.

И опять давай Олега осматривать да ощупывать.

Вдруг упавший открывает глаза, улыбается радостно и говорит:

— Мать Серафима, батюшка! А как в Посад доехать?

Мы ему:

— Лежи, не шевелись, какой Посад, сейчас «скорую» вызовем! — мол, мало ли что человек в шоке сболтнёт.

А он — скок, и на ногах стоит!

— Не надо «скорой», я весь целенький! — и улыбается во весь рот.

Но мать Серафима — кремень — заставила-таки свозить в Т-скй травмпункт на рентген, — не дай Бог, какие скрытые травмы. Старший брат его на своей «шестёрке» свозил, мать Серафима с ними ездила.

Рентген ему там сделали, осмотрели и с руганью прогнали. С каких, мол, он у вас двадцати двух метров на каменные плиты упал?! Он и со стула на ковёр не падал! Ни синячка, ни ссадинки!

Вернулись они, сели мы за столом в сторожке чай пить, все вместе. Олег рассказал:

— Как я на козырьке оступился, до сих пор и сам не пойму. Я как раз страховку от монтажного пояса отцепил и на неё ведро с известью повесил, чтобы удобнее было местоположение поменять, стал через козырёк переступать, и тут кроссовка соскользнула. Я только успел понять, что вниз лечу, и подумать: «Конец!»

— Нет, Олег, не конец! — слышу. Вижу, что я стою на земле, но не здесь, а в другом каком-то месте, на пшеничном поле, пшеница на нём высокая, и васильки яркие между колосьев, и монастырь вдалеке виднеется большой. Колокольню я хорошо запомнил, красивая такая, высокая, голубая с белой отделкой, и купол в виде чаши богатой с крестом. Рядом со мной старенький монах стоит, светленький весь такой, борода белая-белая. Смотрит он мне в глаза, а мне так хорошо-хорошо! Говорит он мне:

— Это не конец, Олеже, это начало другой твоей жизни. Ты воином хочешь быть, Родину защищать — это хорошо. Но на Кавказ тебе ехать — воли Божьей нет. Христу сейчас другие воины нужны. Приезжай ко мне в Посад, я тебя воином Христовым сделаю.

Сказал это, повернулся и пошёл к монастырю через пшеницу с васильками. Я было хотел за ним, а тут, меня кто-то толкает, открываю глаза — надо мной мать Серафима, вокруг все вы.

Я с полки икону преподобного Сергия достал, показываю Олегу.

— Он? — спрашиваю.

— Он! — и сияет весь.

— Ну, тогда, — говорю, — бери вот листок бумаги и ручку, пиши, как в Сергиев Посад проехать.

Дня через три они всю работу закончили, рассчитались и уехали. А через полтора месяца мне из Троице-Сергиевой Лавры письмо пришло, коротенькое: «Помолитесь обо мне, батюшка. Принят в число братии Троице-Сергиевой Лавры. Послушник Олег».

А ещё через три с половиной года — новое: «Помолитесь обо мне, отче Флавиане. Сподобился принять постриг в мантию с именем Сергий, во имя преподобного Сергия Радонежского».

Вот так. Последний раз я виделся с ним в Лавре пару месяцев назад. Отец Сергий уже год как иеродиакон.

— А что такое «иеродиакон»?

— «Иеродиакон» значит «монах диакон». Если диакон «белый», то называется просто «диакон», а если монах — то «иеродиакон».

— Подожди, а что значит «белый»?

— «Белый» значит «женатый». Всё духовенство в Церкви делится на «белое» — женатое, и «чёрное» — монашеское. «Чёрное» — от цвета монашеских одежд. Потому и названия различаются. В белом духовенстве: диакон, заслуженный диакон — протодиакон, священник — иерей, заслуженный священник — протоиерей или протопресвитер. А в монашестве соответственно — иеродиакон, архидиакон, иеромонах, игумен, архимандрит. Кстати, высшее духовенство — епископы — поставляются только из монашествующих.

— Тогда, батюшка, объясни мне, малограмотному, что такое монашество, я ведь о нём, как ты понимаешь, только из безбожных книг да фильмов что-то знаю, и то наверняка всё неправильно.

Флавиан помолчал, поглаживая свою седую редкую бороду.

— Монашество, Лёша, это жизнь такая особая, с Богом и в Боге. Само название «монах» от слова «моно» — один. То есть один на один с Богом. Ещё монахов называют «иноки», то есть — иной, не такой, как все.

— Не такой — это значит жениться нельзя и мясо есть?

— Дело не в мясе и не в женитьбе, Лёша, есть и вегетарианцы и завзятые холостяки, но это не делает их монахами. Монахов называют «земные ангелы, небесные человеки», ещё говорят: «свет мирянам — монахи, свет монахам — ангелы». То есть жизнь монахов сравнивается с ангельской.

— А в чём же это сходство?

— Сходство в том, что смыслом жизни и ангелов и монахов, их назначением является служение Богу и исполнение Его святой воли. Причём и те и другие выбрали этот путь добровольно и сознательно.

— Так что же, все монахи святы, как ангелы?

— Нет, конечно, принятие монашества не залог святости и спасения, нельзя стать святым через совершение над тобою какого-либо священнодействия или принятие на себя обетов. Только в некоторых еретических сектах учат, что если ты стал их членом, то ты уже спасён. Но ведь «без труда не вынешь рыбку из пруда», а эта поговорка применима и в деле спасения души. Трудиться же над самим собой, над совершенствованием в заповедях Божьих необходимо всем: и мирянам и монахам.