Флавиан. Армагеддон - [40]
Красота этой женщины была поразительной — с точки зрения эстетики, тем более современной, в её изображении много к чему можно было бы придраться — к ушам, носу, посадке головы. Немало женщин есть и было, каждая из вышеупомянутых частей лица которых были бы намного изящней, гармоничней, попросту говоря «красивей».
Но весь её облик, несущий в себе образ чего-то инопланетного, надчеловеческого, не взирая на какие-либо несовершенства частностей, в целом являл собой само воплощение понятия — Красота, Женская Красота!
В неё можно было влюбиться, быть может, даже и не безответно, ведь была же она любимой и, скорее всего — любящей женой фараона-реформатора Эхнатона, родила ему шесть дочерей, а по некоторым сведениям и седьмого ребёнка, сына — Тутанхамона.
Но внеземная царственность её лица всё равно определяла некую невидимую границу между её запечатленной в этой раскрашенной скульптуре личностью и всем остальным человечеством!
— Эй! Лёша! Пошли! — кто-то тихонько дёргал меня за рукав.
Я обернулся, это был Флавиан.
— Пошли! — потянул он меня за собой. — А то ты тут, похоже, жить собрался.
— Пошли! — я согласно повернулся спиной к Нефертити и пошёл за батюшкой к выходу из притенённого зала с застывшей в нём в стеклянном саркофаге искусно подсвеченной «Грядущей Красавицей».
— Обалдеть, отче! — поделился я с Флавианом своими ощущениями. — Ни одна репродукция этого впечатления не передаёт, она там словно живая!
— Согласен! — кивнул мой батюшка. — Я и сам сейчас подвергся этим чарам!
— И как? — спросил я его заинтересованно.
— Знаешь, что меня вывело из зачарованного состояния? — Флавиан посмотрел на меня ясным взором.
— Что?
— Я подумал, то есть, ко мне извне пришла вдруг мысль: а могла бы эта женщина «душу положить за други своя»? Не за мужа или детей, а за тебя, за меня, за любого, как это сделал Христос и как Он учит это делать нас! — Флавиан задумался на мгновенье. — И ты знаешь, я не смог себе ответить на этот вопрос! Но «колдовство» вдруг перестало действовать…
— Хм! Однако! — я совершенно не ожидал такого направления взгляда на Нефертити. — Я как-то тоже не могу себе её представить среди мучеников, влекомых ко львам в Колизее!
— А на трибуне того же Колизея? — спросил Флавиан.
— Пожалуй, да! — кивнул я. — Естественно, в императорской ложе!
— Ну ладно, пошли! — махнул головой Флавиан, словно стряхивая что-то, — а то дофантазируемся!
— Пошли! — смиренно согласился я и пошёл следом за батюшкой к выходу из музея.
***
Что ещё рассказать про Берлин? Берлин как Берлин! Город, отстроенный заново после бомбёжек союзной авиацией, которые в конце Второй мировой войны практически полностью превратили его в руины.
В Рейхстаг мы не попали — билеты туда, как оказывается, надо бронировать заранее. На Унтер ден Линден, в забегаловке недалеко от Бранденбургских ворот, мне попался вполне приличный глазурованный пончик, но кофе был ужасен!
В целом впечатление осталось — чистенько, аккуратненько, неприветливенько…
Вновь приезжать сюда желания не возникло.
Разве что к Нефертити…
Глава 13
ПО ЕВРОПАМ. МИЛАН
— Слушай, батюшка! — сидя за прозрачными стенками из толстой плёнки уличного ресторанчика в северной столице Италии, Милане, заметил я, — ну убей меня, а место это мне знакомо, хоть я раньше в этом городе не бывал! Может, в каком-нибудь итальянском фильме видел…
— Дежавю, наверное! — спокойно отреагировал на мою взволнованность Флавиан. — Бывает!
Пожилой поджарый официант принёс нам салат из свежих овощей и какую-то рыбу.
— Саrо signore! In questa piazza maigirato un film? (уважаемый сеньор, на этой площади снимали какой-нибудь фильм?) — спросил я официанта.
— Si, signore! «San Babila ore 20: un delitto inutile» (да, сеньор! «Сан Бабила 20 часов: бессмысленное убийство»), — сказал официант и ушёл обслуживать другого клиента.
— Подожди, подожди! — заволновался я, выглядывая на углу здания рядом табличку с названием площади. — Ну, конечно! Это же площадь Сан Бабила!
— И что? — спросил Флавиан, отделяя на тарелке плавники от своей рыбы, — мне это название ни о чём не говорит.
— Как, отче! Ты не смотрел в начале восьмидесятых фильм «Сан Бабила 20 часов»? — я искренне поразился.
— Извини, не смотрел, — поднял на меня взгляд батюшка, — а что, надо было?
— Ну, как сказать… — немного растерялся я. — Надо, не надо — не та постановка вопроса! Просто чтобы понять многие явления в молодёжной среде начала восьмидесятых, необходимо иметь представление об этом фильме, который стал детонатором этих явлений.
— И что это за явления? — спокойно спросил Флавиан, продолжая очищать рыбину от костей.
— Помнишь, батюшка, как тогда в моду у парней стали входить короткие кожаные куртки, чёрные очки-капли, сапоги с острыми носами, названные впоследствии «казаками», цепи на шее?
— Ну, что-то такое было, я сам тогда не очень за модой следил, предпочитал «брезентуху» и «турботинки» с рифлёной подошвой, ты же помнишь — я тогда из походов не вылезал всё свободное от учёбы время.
— Вот! То-то и оно! — торжествующе поднял я палец вверх. — Все вы такие «ботаны»! А жизнь проходит мимо!
— Лёша, а что такое «ботаны»?
Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу… — призывает за каждым богослужением Церковь Христова. Казалось бы просто, только войди… Но путь у каждого свой. Об этом пути, проходящем иногда через скорби и болезни, всегда — через смиренную гордыню и отброшенную суетность, сопровождаемом многими чудесами, рассказывает книга протоиерея Александра Торика «Флавиан».
«Я стоял перед Отрадой и Утешением всего человечества и чувствовал, что святая икона распахнулась передо мной, словно окно из затхлой комнатки земной жизни в безграничную Вечность Неба, и могучий поток чистого благоухающего неземными ароматами воздуха хлынул на меня из этого „окна“…» — так переживает встречу с великой святыней герой новой повести протоиерея Александра Торика «Флавиан. Жизнь продолжается…». В этой книге читателей ждет встреча как со старыми знакомцами (отцом Флавианом, Алексеем, Ириной), так и с новыми персонажами.
Новая книга протоиерея Александра Торика посвящена памяти великой подвижницы двадцатого века схимонахини Сепфоры, предсказавшей ещё в годы гонений нынешнее возрождение духовной и церковной жизни. Для людей старшего поколения, помнящих ещё геноцид безбожной власти против собственного верующего народа, трудно воспринять иначе как чудо нынешнее строительство храмов и монастырей, восстановление богослужебной и проповеднической миссии Церкви, массовое издание духовной литературы.
«Что-то произошло со мной там, на горе, на вершине Афона, какая-то метаморфоза. Вроде бы я все еще тот, что был до восхождения, а уже и не тот... Мирный дух, что пришёл ко мне после молитвы в храме Преображения, не покидает меня до сих пор. «Бог — мой! Я — Божий!» — это непоколебимое знание дает мне силы в любых жизненных ситуациях, проблемах и скорбях». Новая повесть протоиерея Александра Торика «Флавиан. Восхождение» продолжает цикл повестей о духовных исканиях Алексея и русского священника Флавиана, в прошлом физика и альпиниста.
Эта книга о русских. О русских людях. О русском офицере-спецназовце Сергее Русакове, прошедшем чеченский ад, о русской девчонке из детского дома, которую чуть было не продали «алики и джабраилы» в турецкий бордель, о русском попе-алкоголике, ставшем настоящим мучеником за веру, о русской бабушке Полине, сохранившей себя единственному «Васеньке», убитому в далёкой Великой Отечественной войне… И ещё о многих других русских людях, которым выпало жить в 21-м веке от Рождества Христова. Наверное, эта книга нужна для русских.
Перед глазами Димона, в бескрайнем пространстве темноты сверкало разноцветными огнями, гигантское вдаль и в ширину, хотя, в высоту и не выше обычной пятиэтажки, сооружение. Вдоль всего видимого фасада виднелись подсвеченные прожекторами разноцветные рекламные щиты с какими-то картинками и надписями на разных языках. Единственный помпезный вход переливался разноцветьем неоновых огней, напоминающим новоарбатские казино. Стали различимы слова на рекламных полотнищах, покрывающих фасад Терминала:«Добро пожаловать в Мечту!»«Ты ждал этого всю свою жизнь!»«Только здесь исполняются любые желания!»«Выбирай своё наслаждение!»«Счастье навсегда!».
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.